к нему, стало грустно, что больше его не увижу.

– Завтра заканчиваются съемки. Понадобится еще пара дней, чтобы собрать последние материалы, после чего переезжаем на Сицилию.

– Ну, и как урожай?

– Хотите послушать вчерашнюю запись? Она у меня с собой.

– Пойдемте туда, – показал я на невысокую каменную стенку. Он поставил свою сумку, все наладил и протянул мне наушники.

– Я отметил место, в котором есть кое-что интересное, минута тридцать шесть секунд, – сказал он, заглядывая в свою тетрадку.

Прокрутил бобину до указанного места.

– Вот здесь, слушайте.

Вначале были только шумы, шелест ветра, пение птиц, все вперемешку, потом металлический скрежет, и внезапно послышалось что-то, похожее на человеческий голос, неразборчивый, доносившийся как бы издалека.

– Слышали? – спросил он, когда пошла тридцать седьмая секунда.

– Да, что-то слышно, но не очень ясно.

– Не очень ясно?

Он взял вторую пару наушников, подсоединил их к звукозаписывающему аппарату, отмотал назад ленту. Те же шумы, что и раньше, потом скрежет, потом то, что казалось человеческим голосом. Он тут же остановил пленку.

– Слышали?

– Да, напоминает человеческий голос, но совсем неразборчиво…

– Лестница, Астольфо, он говорит «лестница», и очень даже отчетливо. Вам он кажется неразборчивым, потому что для этих дел надо обладать тренированным ухом, прослушать тысячи и тысячи метров пленки, чтобы навострить слух, но поверьте мне, он говорит «лестница». Попробуйте послушать с этим фильтром.

Он на что-то нажал и перемотал ленту.

Офелия явилась как дуновение ветра, она стояла за мной, и только по удивленному взгляду Караманте я заметил ее присутствие.

Снял наушники.

Она поздоровалась с нами, голос был приветливей, чем вчера. Она смотрела, не отрываясь, на звукозаписывающий аппарат, я знал, что ради него она прибыла. Я представил ее как свою близкую знакомую.

– Она все знает, – успокоил я Караманте.

Офелия воспользовалась сказанным мной и напрямую спросила:

– Вы записываете голоса мертвых?

– Только тех, которые хотят, чтобы их услышали.

Девушка опустила голову:

– Могу я попросить вас об одолжении? Я понимаю, мы незнакомы…

– Господин Караманте – человек, готовый услужить всегда, – заметил я, чтобы подкрепить ее просьбу.

– Если в моих силах, всегда готов.

– Попробуйте записать голос моей матери.

Последовало молчание.

– Ну что ж, поставим записывающий аппарат поближе, а там посмотрим, что выйдет.

– Когда вы сможете это сделать?

– Да хоть сейчас, если хотите.

Я возглавил троицу идущих к могиле Эммы. Офелия завершала строй.

– Это здесь, – сказал я, останавливаясь.

Караманте посмотрел на фотографию, он был поражен их сходством.

– Когда она умерла?

– Не знаю, – произнесла Офелия медленно и следом чуть слышно продолжила: – И, возможно, никогда не узнаю.

– Это важно для эксперимента?

– Да нет, просто дополнительное сведение, которое неплохо иметь.

Офелия подошла к памятнику и рукой провела по фотографии.

– Место, похоже, идеальное, – сказал Караманте, устанавливая аппарат на цементной плите возле могилы Эммы. Он проделал все манипуляции, которые я уже знал.

– Здесь даже микрофон защищен, – сказал он довольным голосом.

Открыл свою тетрадку, пометил место, время, погоду, поставил какую-то закорючку. Включил запись.

– Можем идти.

– А здесь нельзя подождать? – спросила Офелия.

– Лучше не стоит, создадим помехи звукам, каждый наш звук, дыхание могут исказить запись.

Караманте пошел вперед, я последовал за ним. Через несколько метров мы остановились. Офелия продолжала смотреть на вращающиеся бобины. Я дождался, пока она повернется, и знаком показал ей присоединяться. Когда она оказалась за мной, мы двинулись дальше.

– Получается? – спросила Офелия.

– Если бы всегда получалось, это была бы наука, но, к сожалению, это не совсем так. В данный момент я не знаю, что там происходит, что будет записано на ленте: я лишь приоткрыл дверь, но не я решаю, кто и когда в нее войдет. Природа состоит из звуков, некоторые мы слышим, а некоторые нет… но голоса существуют, даже сейчас, над нами, вокруг нас, только мы их не слышим.

– Когда можно будет узнать, получилось там что-нибудь или нет?

– Наверное, послезавтра, если сумею закончить.

– Что закончить? Разве нельзя послушать сразу после записи?

– Нет, сперва должен послушать я, в абсолютной тишине, и определить места, где слышится голос. Чтобы быть посредником, я должен прослушать запись несколько раз. Это не так-то просто, как может показаться. Иногда голоса и фразы звучат отчетливо, но чаще всего нужно слушать натренированным ухом: попадаются плохо различимые голоса, фразы, произнесенные слишком быстро, часто они переходят на другой язык, время от времени надо регулировать скорость пленки…

Офелия выглядела разочарованной.

– Послезавтра…

Я посмотрел на Караманте умоляющим взглядом.

– Постараюсь успеть к послезавтра, это значит, что отложу текущую работу.

– Утром или вечером?

– Утром, – сказал я, потому что хотел сам присутствовать.

– Но попозже, я должен сперва покончить с записями для работы.

– Жду вас послезавтра перед полуднем.

– Вы помните голос своей матери? – спросил Караманте.

Офелия потупила взгляд, и выражение ее лица изменилось.

Он посмотрел на меня с сожалением:

– Думаю, можем возвращаться на базу, – сказал он шутливым тоном, чтобы развеять неловкость.

Караманте остановил запись и перемотал бобину.

– Можно послушать хотя бы минутку?

Он взглянул на меня. В обычных условиях он никогда бы не согласился, но, возможно, сказалось чувство вины из-за опрометчиво брошенной фразы, возможно, захотел оказать любезность мне, как бы то ни было, он надел наушники и другую пару протянул Офелии:

– Но только минуту, не больше.

Не знаю, что там происходило в то короткое время, которое мне показалось вечностью, не представляю, что проникало в слуховые каналы любимой женщины, какие звуки щекотали ей слух, но я пытался представить, следя за метаморфозами ее лица, от которого не мог оторваться, ожидая, как оно вытянется от удивления. Этого не случилось. На шестьдесят первой секунде Караманте остановил запись и снял наушники. Офелия последовала его примеру.

– Ну что? – спросил я нетерпеливо.

Она посмотрела вокруг:

– Поверить не могу, что эти шумы, шорохи, свисты окружают нас…

– Я вам говорил, – сказал Караманте, собирая свой чемодан, – это не слышимые ухом звуки, тут нужен специальный инструмент. Все в мире, каждая вещь издает звук, надо только правильно определить его частоту.

Он перекинул через плечо свою сумку и перед уходом огляделся вокруг:

– Надеюсь, что все прошло хорошо, в этом месте, как ни в каком другом, есть что-то особое.

Я хотел его проводить, но он меня остановил:

– Я знаю дорогу, – сказал и улыбнулся.

– По-твоему, получится? – спросила Офелия, когда он был уже далеко.

– Послезавтра узнаем.

Мы повернули за угол и остановились напротив фотографии Эммы.

– Ты когда-нибудь слышал его записи?

– Пару раз, как раз до того, как ты подошла.

– И там действительно слышны голоса?

– Да, но не совсем человеческие, не такие, как