Его жена после свадьбы рожала каждый год, так что не было причин сомневаться в этих словах. Постоянные беременности и роды так замучили Бориладу, что однажды они с Семиславой встали по разным сторонам плетня и Боряша через него подала сестре изо рта в рот кусочек хлеба: таким образом бесплодная должна была начать рожать, а многодетная – перестать. Боряше отчасти помогло: с тех пор она за три года родила только одну девочку. Но Семислава как была «пустой вербой», так и осталась.

Речам пасынка она не удивилась. Простая вдова берет в дом мужа, а вдовая княгиня – нового князя. Его должно признать вече, но княгиня имеет право спросить у народа, люб ли ему ее новый муж. И если вече ответит «да», это даст избраннику полные права на власть, кто бы он ни был родом. А уж если он из рода покойного князя, то бороться с ним будет можно лишь вооруженной силой. На кровопролитие внутри рода не пойдет никто – чуры проклянут. Честолюбие и упрямство пасынка были ей прекрасно известны. Если бы Ярко довелось погибнуть молодым, между Доброславом и княжьим столом не осталось бы никого. Потому Семислава не удивилась ни спору на Столпище, о чем ей сразу же рассказали, ни сегодняшним его словам.

А что она нравится ему, она знала еще до своей свадьбы. Ведь для него, Доброслава, своего первенца – тогда уже высокого, худого шестнадцатилетнего отрока с ярким румянцем на щеках, тронутых первым пушком, – Святомер ехал сватать дочь князя поборичей, Будогостя. И только увидев ее, стал просить за себя. За Добряту взяли ее младшую сестру, и ему пришлось еще год ждать невесту, пока подрастет.

И за семь лет страсть Доброслава не остыла.

– Да неужели тебе Боряша нехороша? – ответила Семислава. – Она и моложе меня, и вон как многочадна…

– И ты – сестра моей жены! – Доброслав кивнул и улыбнулся, будто приводил самый главный довод.

И это тоже была правда: по старинному родовому праву, где взята одна невеста, там можно брать и другую, а стало быть, сестра жены – почти то же, что жена.

Судьба в четыре руки подталкивала Семиславу в объятия Доброслава, но она медлила. Он молча ждал, лишь ноздри его тонкого носа с горбинкой трепетали от волнения. Доброслав был хорош собой, хотя совсем не походил на Святомера или Ярко, которые оба были невысоки, коренасты и круглолицы. Он удался в материнскую родню: и ростом, и сложением, и продолговатым лицом с правильными чертами. Портил его только тонкогубый рот и скошенные клыки, будто другие зубы их невзлюбили и норовили вытолкнуть из ряда вон. Но улыбался он редко, и это не бросалось в глаза.

И не сказать чтобы он был плохим мужем – сестра не жаловалась, и, по наблюдениям самой Семиславы, жили они неплохо. Добрята был справедлив к жене дома и почтителен с ней на людях.

– Сейчас рано говорить об этом, – тихо вымолвила Семислава, стараясь никак не показать, нравится ли ей мысль об этом замужестве. – Крада моего мужа еще не остыла, а он ведь твой отец!

– Сколько же ждать?

– Год.

– Год? – Доброслав даже подскочил. – Да что ты говоришь? Да за год…

Его прервал новый стук в дверь. Оба они обернулись. На лице Доброслава отразилась досада, а у Семиславы мелькнула мысль: уж теперь это точно покойный муж пришел, дабы осадить сынка, слишком спешащего залезть в неостывшую отцову постель.

Челядинка поспешила к двери и вернулась с испуганным лицом.

– Там… хазары пришли! – шепотом выговорила она, вернувшись, с таким испуганным лицом, будто хазары явились не иначе как убить всех.

– Что еще за хазары? – Доброслав возмущенно вскочил, хотя хазары в Гостилове сейчас были только одни.

– Пусть войдут! – повелительно крикнула ему вслед Семислава, понимавшая, что он гораздо больше расположен выпроводить незваных гостей.

Отворив дверь, Доброслав увидел за порогом Гацыра с тремя сопровождающими.

– Рад увидеть тебя снова, Доброслав, но мне указали на этот дом как на жилье покойного князя и его жены. Неужели я ошибся?

– Нет, – подавляя досаду, ответил княжич.

Как бы там ни было, а ссориться с Гацыром ему было не с руки.

– Я привез ей подарки ради нашей дружбы, и печальная потеря не должна помешать мне вручить их. Но если обычай запрещает ей видеть меня в это время…

– Пусть гости войдут! – повторила Семислава. – Проводи их ко мне, сыне.

И Доброслав был вынужден пригласить хазар, проглотив горькое звание ее сына.

– Благодарю твою почтенную матушку за то, что пожаловала меня милостью в час своего горя… – начал Гацыр, входя впереди своих людей. – О! – Увидев вставшую ему навстречу княгиню, он застыл в недоумении и даже огляделся, будто искал кого‑то другого.

– Это – вдова моего отца! – так же досадливо пояснил Доброслав. – Но она – не моя мать!

– Я не знал этого. Но никто и не принял бы эту молодую женщину за мать столь взрослого сына! – Гацыр улыбнулся и отвесил поклон, с явным удовольствием оглядев стройный стан Семиславы и ее свежее лицо, пусть и несколько истомленное, с еще заметной краснотой век после трехдневных причитаний. – Но я рад заверить ее в моей дружбе. Я с готовностью окажу ей любую поддержку, в которой она, быть может, будет нуждаться теперь.

Семислава лишь молча поклонилась, придерживая край белого платка возле щеки и будто желая заслонить лицо. Ревнивый взор Доброслава не упустил того, с каким восхищением смотрел на нее гость. И так пялить глаза на женщину, которая всего три дня как овдовела, – просто наглость! Любого другого, не будь тот посланником самого кагана, он просто вышвырнул бы вон!

* * *

– Ты обманул меня! – Лютомер смотрел на Ярко с такой яростью, что тот лишь с трудом сохранял невозмутимость. Сейчас молодой угрянский князь был так похож на волка, что даже его собственным родичам было не по себе. – Я думал, что отдаю сестру за князя вятичей, а тебе, выходит, еще только предстоит им стать, если ты справишься с Добрятой!

– Я справлюсь, если привезу жену! Теперь ты понимаешь, что мне нужна твоя старшая сестра?

– Эй, малец, потише! – Красовит поднялся и шагнул к нему – будто гора с места двинулась. – Про старшую забудь, она моя!

– О Лютаве и речи быть не может! – Лютомер мотнул головой. – И другую‑то дам ли тебе – теперь не знаю.

– Ты обещал! При своих родичах и при моих!

– Обещал, пока думал, что ты князь! Короче, вот что! – Лютомер хлопнул по бедру. – Мое условие. Ты отдаешь мне Святкину вдову, Семиславу. И тогда я выдам за тебя младшую сестру.

– Семиславу? – Ярко был поражен. – Тебе‑то она зачем? Я тебе свою сестру привез!

– Твоя сестра для меня молода. – Лютомер наконец улыбнулся слегка. – Я ей дам помоложе жениха. У меня брат есть, Борослав. Как раз нынче весной из стаи вернулся, вот и пусть женится.

– Но зачем тебе Святкина вдова? И ты на его стол метишь? – С этой стороны Ярко уж никак не ожидал соперничества.