Само собой, в международный раздел проекта программы должны были войти новые критерии мирового общественного прогресса, объемная и реалистическая картина состояния современного мира.

В этой связи хочу напомнить о важной детали. Вопрос о дрейфе к капитализму даже в форме НЭПа в ту пору никем не ставился. Напротив, у Запада хотели взять его наиболее развитые, оптимально приспособленные к жизни социума «социалистические элементы». Тогда весьма популярен был афоризм писателя Чингиза Айтматова, заявившего на одном из съездов, что реального социализма больше в странах Запада, чем в нашей стране.

Было желание более эффективно, чем ранее, воспользоваться за счет совершенствования управления огромным социалистическим потенциалом и наверстать упущенное. Речь не шла о том, чтобы вводить в стране частнокапиталистические порядки. Продолжая эту мысль, замечу, что все движения политической оппозиции в странах так называемого Восточного блока, начиная с «Пражской весны», были нацелены на раскрытие демократического, гуманного потенциала социализма, а вовсе не на его ликвидацию, как это иногда представляется в некоторых публикациях.

Тем временем Генеральный секретарь, как и ожидалось, предложил установить трехмесячный срок для представления первого варианта проекта Пленуму ЦК КПСС. Если Центральный Комитет сочтет этот документ подходящей основой для дальнейшей работы, то текст можно будет опубликовать для более широкого обсуждения. Предложение Горбачева было поддержано.

После этого январского заседания разработка нового программного документа партии пошла полным ходом. И это не было ни конъюнктурным, ни случайным процессом. Колоссальный темп изменений, происходивших в мире, поражал тогда, наверное, даже самое бедное воображение. Всего четыре года отделяли нас от принятия очередной редакции третьей программы КПСС, в которой, как казалось тогда, содержались рецепты на все случаи жизни. Тем не менее жизнь все эти годы не стояла на месте. Ее требованием становилось непрерывное движение вперед. У КПСС появились конкуренты внутри страны в виде новых партий и объединений, претендовавших на собственное слово и место в политике.

Без преувеличения можно сказать, что наступал переломный период в обновлении общества. Речь шла не просто об очередных, пусть и чрезвычайно важных задачах, но об изменении сущности политической системы СССР – второй после США мировой сверхдержавы. Было очевидно, что КПСС в ее прежнем виде во многом исчерпала свой исторический ресурс. Кардинальное обновление стало для нее жизненным императивом. Перед партией встала дилемма: либо радикально реформироваться, либо уступить лидерство другим политическим силам.

Вероятно, каждый из участников разработки проекта новой программы в глубине души осознавал это. Но при этом почти у каждого было свое видение сложнейших общественных проблем, собственные взгляды на причины системного кризиса в стране и на возможные пути его преодоления. Наличие такого «разнобоя» во взглядах и позициях важно учитывать для понимания специфики того исторического периода. Хотя существовало и совпадение мнений, в основном о необходимости демократизации общества и партии, реформирования экономики, построения правового государства. Признание этих императивов объединяло и тех, кто призывал не торопиться, проводя реформирование постепенно, и тех, кто выступал за ускорение реформ.

Было в целом и общее понимание того, что партия – это только часть общества. А потому она обладает политическим влиянием лишь тогда, когда опирается на авторитет убеждения, но никак не на отжившие авторитарные методы.

Участники круглого стола по проекту программы, который состоялся незадолго до того январского совещания, ставили вопросы о приоритетных целях партии. Отвечая на них, я, в частности, говорил не только от своего имени, но и отражал точку зрения, выработанную в ходе предварительных дискуссий на заседаниях Программной комиссии. Мы считали, что КПСС должна стать партией социальной защиты трудящихся. Провозглашая равноправие форм собственности, партия не должна жалеть сил, чтобы не допустить незаконного присвоения доходов и прибыли. Если это не будет сделано, КПСС рискует потерять доверие народа, окажется на обочине политического процесса.

Наша страна никогда, даже в годы холодной войны, не жила в международном политическом вакууме. Ни после революции, ни до войны, ни во время послевоенного восстановления, ни особенно позже: в 1960-х, 1970-х и все последующие годы. В то время в мире происходили глубокие, масштабные процессы, имевшие самое прямое отношение к нашей политической эволюции.

Приступая к обязанностям секретаря ЦК и члена Политбюро, я при первой же встрече с главным редактором журнала «Коммунист» Наилем Биккениным сказал, что социал-демократическая тема вызывает повышенный интерес, ее стоит постоянно вести и углублять в журнале. Биккенин и сам думал так же. В августе 1990 года в журнале появилось исследование историков М. Неймарка и С. Ястржембского (впоследствии он проявил себя еще и как дипломат и политик) «КПСС и социал-демократия: новые аспекты взаимоотношений». В статье говорилось о возросшем интересе в СССР к социал-демократическому опыту, традициям, ценностям. Отмечалось, что важно определить суть современного социал-демократизма, соотнести с ним «нашу собственную самобытность, увидеть различия и сходство, обозначить те практические наработки социал-демократии, которые можно использовать в интересах перестройки». Нельзя было не видеть углубляющийся разрыв между идеалами и действительностью, феномен «разочарованного социалистического сознания».

Истоки его, думаю, находились не только в материальной сфере. Поясню свою мысль. Перестройка родилась в недрах советского общества. В СССР для нее созрели все объективные и субъективные предпосылки. Мобилизационная модель развития, пригодная для чрезвычайных ситуаций (ликвидация последствий войны, форсированное создание промышленной базы и пр.), себя исчерпала. Но не столько в смысле истощения производительных сил, научно-технического потенциала или в результате изматывающей гонки вооружений, как утверждали некоторые специалисты на Западе. Разочарование в социализме наступило потому, что разрыв между провозглашаемыми, как правило завышенными, целями и скудностью обыденной жизни стал восприниматься как закон повседневности.

В редакции третьей программы КПСС, принятой на XXVII съезде партии в 1986 году, выдвигались вполне реальные цели. Скажем, в экономической области: «подъем народного хозяйства на принципиально новый научно-технический и организационно-экономический уровень, перевод его на рельсы интенсивного развития».

Между тем окостеневшие методы управления, удручающая невосприимчивость нашей экономики к новейшим техническим разработкам и научным открытиям ставили под вопрос вероятность достижения поставленных целей. Замалчивать это стало уже невозможно. Слишком многим стало очевидно, что основополагающие документы партии резко контрастируют с реалиями жизни. Выводы из этого понимания для большинства людей были неутешительными.

При работе над проектом новой программы приходилось анализировать не только исторические особенности развития нашей страны. Необходимо было сопоставить две общественно-политические системы. Так ли уж они не похожи друг на друга? Ответить на вопрос: почему наша страна, вышедшая первой в космос, давшая миру выдающихся ученых, не в состоянии полномасштабно поставить на службу своим гражданам крупные достижения научно-технической революции? Почему сотни научных открытий мирового уровня не находят у нас применения?