– Говоришь, в Чикаго готовят филадельфийский сырный сэндвич? – спросила она.

Я понятия не имел, о чем она говорит, но ее вопрос пришелся как нельзя кстати – я отвлекся и все же не сломал ключ. Когда я наконец повернул его, мотор закашлял, не желая заводиться и надеясь, что все сумеют это понять и оставят его в покое. Я несколько долгих секунд подержал ключ, а затем отпустил. Вж-ж-ж… вж-ж-ж… вж-ж-ж… вр-р-рум! Из печки дунул морозный воздух. Пар от моего дыхания на лету превратился в крошечные кристаллики льда, которые осыпались мне на колени. Когда холод ударил в лицо Трейси, она тут же очнулась.

– Черт, холодно! – воскликнула она, заслоняя руками печку.

– Вот бы изобрести кондиционер, который работал бы так же!

Трейси не поняла юмора, и я выключил «печку». Потом несколько раз нажал на педаль газа, чтобы поддать топлива в двигатель, и с опаской включил передачу. Мы оба, затаив дыхание, услышали, как сработало сцепление, которое чуть не лишило двигатель жизни. Я поставил одну ногу на тормоз, а другой наполовину выжал газ и пустил топливо по клапанам. Через пару минут мы уже подъехали к дому. Трейси выскочила из машины, не дожидаясь остановки, и сразу направилась к двери.

– Не беспокойся, милая, – бросил я ей в спину. – С вещами я сам разберусь.

Но Трейси по своему обыкновению даже не махнула рукой в ответ. Я заглушил двигатель, сгреб в охапку все, что лежало на виду, и поспешил в дом. Поврежденное колено болело и не давало мне двигаться с достаточной скоростью. У двери возникла заминка, потому что наружу устремилась толпа желающих помочь мне перенести припасы. Элементарная этика подсказывала, что нужно отступить в сторону и позволить всем выйти, но я наплевал на нее и, растолкав всех, пробился внутрь. Я был на волосок от обморожения, а получить его мне вовсе не хотелось.

Трейси стояла в опасной близости к ревущему в камине пламени. Я чуть не оттолкнул ее, силясь урвать хотя бы немного тепла. Мы постепенно оттаивали. В руках и ногах ощущалось приятное покалывание, которое свидетельствовало о возобновлении кровотока. Оно означало жизнь, жизнь со всеми ее чудесными взлетами и падениями. Я поцеловал Трейси, радуясь тому, что мы все еще живы, а наши конечности до сих пор чувствуют давление крови.

– Снимите номер, – сказала Джен, усаживаясь в кресло у книжного шкафа.

Мы прервали поцелуй. Мои губы источали жар, тепло разливалось по всему телу. Трейси тоже немного раскраснелась. Ну все, этой ночью моя «Виагра» найдет достойное применение! Я мысленно воскликнул «Есть!» и сделал характерный жест.

– Мы перенесли все вещи. Правда, кое-какие продукты замерзли, – добавила Джен.

Словно в подтверждение ее слов, в комнату вошел Томми с бисквитом, зажатым в салатных щипцах, и, чтобы разогреть его, немного оттеснил меня от камина.

– Что, мешаюсь, Томми? – спросил я с беззлобным сарказмом.

– Немного, мистер Ти. Может, подвинетесь чуть-чуть?

Я рассмеялся:

– Само собой. Все равно мне пора бы уже раздеться.

– Здорово! – просиял Томми, не сводя глаз со своего ледяного трофея. – А то вы мне жар загораживаете.

Я сделал шаг в сторону и тотчас почувствовал, как дало о себе знать колено. В этом не было ничего неожиданного, но теперь я призадумался, совместим ли «Перкоцет»[51] с «Виагрой». На кой черт мне долгий стояк, если я все равно ничего не почувствую? Я невольно скрестил ноги при этой мысли.

– Майк, все в порядке? – спросила Трейси.

– Да, просто колено болит. – Впрочем, мое движение, очевидно, говорило, что дело не в этом.

– Может, тебе его проверить?

И снова она говорила о колене, но, отвечая, я думал лишь о том, что находилось чуть ближе к пупку.

– Да, ты права. Лучше его проверить.

Трейси недоуменно взглянула на меня, и я чуть не выдал себя похотливой улыбкой.

По-стариковски доковыляв до двери, я с трудом – прыгая и подтягивая ногу – поднялся по лестнице в старую комнату Трейси, которую мы с женой занимали всякий раз, когда приезжали погостить. Как ни странно, мы не были здесь уже несколько лет. Если точно, с самой смерти Эверетта. Само собой, Трейси чуть ли не каждый день говорила с матерью по телефону, но ведь живое общение этим все равно не заменишь. И я снова задался вопросом, как Кэрол удалось в одиночку выжить в таком неуютном месте. Хотя, если подумать, выжила она именно потому, что место было крайне неуютным.

Наконец-то добравшись до нашей комнаты, я возблагодарил судьбу за то, что у кого-то хватило ума принести сюда кое-что из моих вещей. Их было не так уж много, но в аптеке я прихватил целую кучу шарнирных бандажей и эластичных бинтов и теперь собирался найти им применение. Но прежде мне предстояло стащить с себя кучу слоев одежды, которые придавали мне сходство с капустой.

Когда я обнажил колено, на него нельзя было смотреть без слез. Сине-черное, оно было едва ли не вдвое больше своего собрата. Я осторожно обернул его двумя эластичными бинтами, но натянуть сверху бандаж не получилось – распухшее колено в него просто не влезало. Я понимал, что нужно приложить лед, но после сегодняшних опасных приключений на свежем воздухе даже помыслить не мог о том, чтобы добровольно вступить в контакт с замороженной водой.

Я выпил две таблетки «Тайленола» и тут же задумался, не принять ли что-нибудь посильнее. Боль в колене сводила меня с ума. Похоже, тепло камина наконец растопило те полгаллона жидкости, что заполняла пространство вокруг поврежденного сустава. Если боль в колене была медведем гризли, то две таблетки «Тайленола» были разве что резиновыми пульками, которыми я пытался его уложить.

Превозмогая боль, я повалился на кровать и раскрыл пакет с лекарствами из аптеки. Вытащив обезболивающие, я жадно съел одну таблетку, затем другую, потом еще… Потом полежал минут десять. Боль не уходила, просто немного притупилась. Почувствовав, что могу встать без громких стонов, я оперся на изголовье кровати. На меня тут же накатила приятная безмятежность, какую испытывает каждый, находящийся под сильным действием лекарств. Колено все еще болело. В какой-то степени я понимал это, но мне было все равно.

Каким-то непостижимым образом я перенесся на кухню. Вкусно пахло едой – Кэрол как раз готовила жаркое.

– Майк, ты что, снова приложился к моему «Джеку»?

Мне показалось, что я ответил: «О чем это ты?» Впрочем, скорее всего, с моих губ сорвалось лишь жалкое: «Чего?»

– Ты ведь знаешь, что ты в трусах? – продолжила Кэрол, тыча в меня чем-то вроде гигантской ложки.

– Трусы в облипку? – спросил я, надеясь, что это не так.

Кэрол склонила голову набок:

– Майк, как много моей выпивки ты проглотил?