Проселочная дорога, ведущая к дому Кэрол, для минивэна была практически непреодолимой. По ней редко ездили, но на низкой скорости я все еще мог различить едва видимую колею. Пару раз, когда мы попадали в глубокие рытвины, Джен приходилось легонько подталкивать нас своим бампером.

– Может, пуст Джен едет первой? Будет прокладывать нам путь.

Трейси молча посмотрела на меня, и в ее глазах я прочел: «Черта с два».

Когда мы добрались до дома номер семь по Уошберн-роуд, нас встретило белое море. Все вокруг покрывало нетронутое снежное покрывало толщиной не менее фута. Под ним могло быть что угодно. Наша машина проехать там уже не могла. Старый дом в викторианском стиле стоял ярдах в двухстах от дороги, но даже отсюда невозможно было не заметить бурые пятна, которыми пестрел заснеженный двор.

– Тальбот, это кровь? – спросила Трейси. Кажется, мы оба увидели прямо у нас над головами огромный сапог, готовый раздавить все наши мечты. – Но где тела?

– Подозреваю, под снегом.

Мысли мои, однако, были намного мрачнее. Я решил, что они получили желаемое и давно ушли отсюда. Трейси завозилась с ручкой на двери.

– Что ты делаешь?

– Иду туда, – сообщила она безапелляционно. – Мне надо понять, что случилось.

Она с трудом сглотнула.

– Погоди. Пешком ты туда не доберешься. Тут снега по колено, не меньше. Если там кто-то или что-то есть, ты не сможешь убежать. Давай лучше залезем в багажник пикапа Джен.

Через минуту мы, взяв оружие, разместились в кузове пикапа. Я думал лишь о том, как мне врачевать душевные раны Трейси, когда она узнает, что ее мать умерла. Ох… А я надеялся, что она действительно умерла. Если мы найдем ее обглоданные кости или – что намного хуже – ее в виде зомби, Тальботы вряд ли когда-нибудь смогут от этого оправиться.

От холода Трейси разрумянилась, но ее глаза все же были краснее щек. Томми снова и снова облизывал пальцы и пытался пригладить невидимый вихор, стараясь придать себе презентабельный вид. Что ж, это, пожалуй, не такой уж плохой знак.

Когда мы въехали во двор и мне показалось, что мы свернули с подъездной дорожки, пятна крови вокруг стали ярче. Но кровью дело не ограничивалось – из одного сугроба торчал ботинок. Из другого – рука. Все это напомнило мне, пробивающиеся к свету молодые деревца. Реши я, что эти тела могут дать корни, я бы пристрелил их еще разок.

Судя по всему, это были не следы крупной битвы. Некоторые тела явно лежали в снегу дольше других. Один труп я бы и вовсе не заметил, если бы не его спутанные волосы: снег полностью скрыл следы крови. Было и несколько свежих мертвецов, а это могло означать лишь одно – в доме находился кто-то, кого можно было съесть.

Тут мой глаз уловил какое-то движение. Кто-то встал с кресла и вышел на крыльцо. Даже издалека я заметил, что в доме обитала по крайней мере одна злобная теща с заряженным дробовиком.

Я вздрогнул, когда Трейси крикнула:

– Мама?!

Я хотел сказать ей, что она выдает нас своей несдержанностью, но на самом деле рев пикапа, который пытался прорваться сквозь снежные заносы, в этом новом, тихом мире был слышен, пожалуй, за несколько миль. Если подумать, никто не может проспать шум перфоратора в семь тридцать три утра в субботу. Фигура на крыльце очертаниями напоминала чью-то бабушку, но мое внимание было приковано к ее десятизарядному дробовику. Мы были уже достаточно близко, так что, если «бабушка» откроет огонь, мы быстро пополним коллекцию дворовых украшений.

Я постучал по крыше кабины, чтобы Джен остановилась.

Она выглянула из водительского окна.

– Что такое, Майк?

– Останови пикап и заглуши мотор, – сказал я.

– Уверен? – спросила она.

– Нет, – честно ответил я.

Двигатель затих. Гнетущую тишину нарушало лишь потрескивание остывающего мотора.

– Мама?! – снова крикнула Трейси.

Ничего… Никакого ответа. Лишь неподвижный ствол крупнокалиберного дробовика. Через несколько секунд ствол чуть дрогнул.

– Трейси?! – неуверенно ответили нам.

Вот и все. Трейси тут же выскочила из кузова и рванула к дому, хотя бежать по колено в снегу было не так-то просто. Я снова постучал по крыше кабины.

– По коням! – крикнул я и махнул рукой.

Не спрашивайте почему, но в тот момент мне показалось, что удачнее и не скажешь. Трейси СЕРДИТО зыркнула в нашу сторону, когда мы обогнали ее на полпути, а потом и вовсе обозлилась, когда Джен заблокировала подходы к крыльцу. Поравнявшись с нами, она так холодно взглянула на меня, что я даже поежился.

– Майк? – спросила Кэрол.

– Привет, мам, – ответил я, выбираясь из кузова.

Трейси на всей скорости влетела в материнские объятия. Полились слезы, послышались всхлипы, – Кэрол и Трейси рыдали во весь голос. У меня перед глазами тоже встала соленая пелена – не иначе, я снова сел на связку ключей.

Я присоединился к объятиям. Боже, Кэрол пахла печеньем с шоколадной крошкой! И как только бабушкам это удается?

– Мы кое-что тебе привезли, – сказал я. – «Джефф Дениэлс».

Уточнять было не обязательно, форма бумажного пакета и так выдавала его содержимое. Упаковывать бутылку виски – все равно что пытаться завернуть велосипед в подарочную бумагу.

– «Джек Дениэлс»? – переспросила Кэрол.

Спустившись на землю, Томми наблюдал за нашим воссоединением.

– Он так и сказал, – заметил он тоном, который подразумевал, что мы все тут уже немного того.

Кэрол ахнула, взглянув на Томми.

– Ты являлся ко мне во снах! – воскликнула она.

Томми растерянно посмотрел на нее.

– Не знаю, о чем это вы, бабуля, – принялся отпирался он.

– Конечно, знаешь! Ты любишь такие маленькие бисквиты в фольге.

Томми пришел в ужас.

– «Поп-Тарты» – не бисквиты, бабуля!

Я уже решил было прийти на помощь Кэрол, но тут она увидела всех своих внуков, целых и невредимых.

– О боже! Я молилась, чтобы этот день настал! Я и представить себе не могла, что вы сумеете выбраться. – Она не прятала слез. Да и я тоже, каюсь. – Идите сюда! – замахала она детям.

Мы слились в неуклюжих, но удивительно теплых объятиях.

– О боже, мам, мы даже не думали… – начала Трейси.

– Обо мне? – рассмеялась Кэрол. – Я для них слишком крута. До меня им было не добраться. К тому же со мной всегда Большая Берта.

Она тряхнула дробовиком и покачала головой:

– Я почти всю жизнь провела на этой ферме. Я тверда, как эта земля, об которую мой отец не одну лопату сломал. – Кэрол сурово улыбнулась и в то же мгновение весело рассмеялась, разглядывая все семейство, столпившееся рядом.