Однако все получилось совсем по-другому. В социалистическихстранах Восточной Европы начал срабатывать знаменитый «принцип домино»,сформулированный в ЦРУ еще в середине пятидесятых, когда разрыв в цепи так илииначе влиял на всю систему. В мае восемьдесят девятого в Москве открылся первыйсъезд Советов. По накалу страстей и степени демократизации общества он являлсобой уникальное зрелище.

За месяц до этого, двадцать пятого апреля тысяча девятьсотвосемьдесят девятого года, Горбачев наконец сумеет избавиться от бывших членови кандидатов в члены ЦК. Они уйдут на пенсию, но сохранят свой грозныйантиперестроечный потенциал. Сто десять человек будут удалены из ЦК, и этобудет невиданная реорганизация, сравнимая только со сталинскими чистками.Правда, в тридцатые годы людей отправляли в небытие, сейчас их просто отправятна пенсию.

В июне намечается конкретный раздел, который разделяет всесоциалистические страны в праве на их будущее. В Китае выступление студентовжестоко подавляется танками, и огромная страна успешно продолжает своипреобразования. Через десять лет Китай становится одним из главных торговыхпартнеров США. Растерявшиеся лидеры стран Восточной Европы, преданные Москвой,под давлением собственного общественного мнения отступают, сдавая позиции однуза другой.

В Польше впервые формируется коалиционное правительство.Летом восемьдесят девятого на выборах триумфально побеждает «Солидарность».Начинаются преобразования в Венгрии и Чехословакии, трагические события вРумынии, когда после выступлений венгерского священника Текеша в Тимишоаревспыхивают волнения, перекинувшиеся на Бухарест и превратившиеся в настоящуюреволюцию, которая сметет не только правящий режим, но и впервые в истории современнойЕвропы, устроив скорый и неправый суд, отправит на казнь бывших руководителейстраны — семейную чету Чаушеску.

В восемьдесят девятом году в Германии события развиваются понарастающей. Кажется, что еще в начале года Горбачев говорит Колю, чтообъединение Германии произойдет не при нашей жизни. Кажется, что еще за месяцдо падения Стены Германская Демократическая Республика, отмечающая своесорокалетие, существует незыблемо и твердо. Но причины распада уже налицо.Тысячи людей бегут из страны. Через открытые границы Чехословакии тысячибеженцев просачиваются на Запад. Посольства ФРГ в Варшаве и Будапеште атакуютлюди из Восточной Германии. Недовольство режимом Хонеккера нарастает с каждыйднем. Под влиянием Горбачева и собственных неудач смертельно больной Хонеккервынужден уйти в отставку. Он еще не знает, что сам олицетворял незыблемостьрежима в ГДР. После его ухода ничто уже не может спасти страну. ОтречениеХонеккера — первый шаг к разрушению его государства.

Сменивший его Кренц пытается лавировать, чтобы сдержать инарастающий протест народа внутри государства, и давление на него Горбачева, иобщественное мнение Запада. Но усидеть сразу на нескольких стульях невозможно.Кренц продержится около двух месяцев. Слабый, безвольный, нерешительный,неумный, Кренц окажется заложником обстоятельств. И наконец, в декабре, когдавсе будет кончено, Социалистическая единая партия Германии просто исчезнет слица земли, а вместо нее появится Партия реального социализма во главе сГрегором Гизи. История сделает полный оборот.

Но к этому времени станет ясно, что само государствообречено. Девятого ноября восторженные толпы прорвутся через Стену и начнетсякрушение столь зримой границы, разделяющей не только единый город, но и страну,нацию, весь мир на две части. Крушение Стены будет означать не толькоисчезновение ГДР. Оно будет означать победу западного блока, разгром восточного,оно будет залогом будущего распада самого Советского Союза, крахом всей мировойсистемы социализма.

История не признает сослагательного наклонения. Но если быодновременно с китайцами Горбачев вывел собственные танки в ноябре восемьдесятдевятого в Берлине, возможно, не было бы кровавых событий в Румынии черезмесяц, в Баку — через два, в Вильнюсе — через год. Или они были бы в еще болеекровавых масштабах? История не даст ответа на этот вопрос.

Через тринадцать дней после начала событий.

Тель-Авив.

3 ноября 1999 года

Кардигана привезли в больницу, где он должен был встретитьсяс раненым Оливером Бутцманом. Его провели по коридору. Это был обычныйгоспиталь, но в коридоре была охрана, а персонал был настороженно настроен клюбому постороннему. Это был Израиль, здесь привыкли жить рядом с соседями,которые не отличались мирным нравом, здесь привыкли к взрывам бомб итеррористическим актам. В этой стране нельзя было забыть сумку или портфель. Ихбы вам не вернули ни при каких обстоятельства. В лучшем случае такие вещипроверялись саперами, в худшем — сразу расстреливались.

В коридоре дежурил сотрудник полиции. Увидев Гурвича, онкивнул в знак приветствия. В этой маленькой стране многие знали друг друга, ивместе с тем это была страна самых закрытых спецслужб мира, которыхнасчитывалось более десяти и которые работали в режиме максимальнойсекретности. Вместе с тем это была единственная страна в мире, где спецслужбы иполиция могли полностью рассчитывать на своих граждан, которые считали своимдолгом помогать сотрудникам правоохранительных органов. Негативное отношение ксобственным органам в бывшем Советском Союзе возникло в связи с разоблачениямиХрущева и расстрелом Берии. Вряд ли можно сомневаться, что Берия и ему подобныебыли настоящими палачами, но и Хрущев был не ангелом.

Осуждать Берию как английского шпиона было по меньшей меренеумно. И создавать комплекс негативного отношения к спецслужбам, которыхназывали палачами и садистами, было тоже неправильно. Заодно с настоящимисадистами-следователями арестовывали и людей, работавших во внешней разведке,которые внесли огромный вклад в победу. В шестидесятые годы началось движениедиссидентов, которые протестовали и против самой системы, олицетворениемкоторой были карательные органы КГБ. Соответственно, сразу после победы«демократической августовской революции» девяносто первого года КГБ былупразднен и разделен на мелкие организации. Однако на самом деле в любомгосударстве при любых режимах должны существовать организации, занимающиесяпроблемами безопасности людей и самого государства.

Именно поэтому спустя много лет некоторые диссиденты сгоречью говорили, что метили в коммунизм, имея в виду систему, а попали вРоссию, имея в виду государство. Неумение отделять объективно необходимыеорганизации, входившие в КГБ, от политического сыска, которым тоже занималосьКГБ, привело к тому, что в странах СНГ правоохранительные органы не вызывали унаселения того доверия, которое они вызывали, например в странах Балтии. Иконечно, многолетнее воспитание сказалось и на отношении к офицерам спецслужб,в том числе и милиции. Сотрудничество с ними считалось постыдным, а любаяинформация, выданная им, выглядела почти предательством. Подобного отношения небыло больше нигде в мире, где помощь сотрудникам собственных спецслужбсчиталась почти долгом каждого гражданина.