Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Императрица-мать наконец-то поверила, что война закончена, её сын освободил Европу от Наполеона и сама она теперь вправе сбросить с плеч тяжкую ношу неформального регентства. Безвылазно просидевшая в столице с конца двенадцатого года, Мария Федоровна вдруг вспомнила о своей любимой резиденции и засобиралась в Павловск.
— Мы тоже имеем право на отдых, — заявила она фрейлинам. — Ничего не случится, если мы вдруг решим провести остаток лета дома.
Надо ли говорить, что Агата Андреевна встретила это решение с радостью.
Вещи собрали быстро, и уже на следующий день императрица-мать вместе со своим маленьким двором отбыла в Павловск. Как рада была Орлова вновь войти в свою комнату с видом на Кентавровый мост. В конце концов, здесь прошла половина её жизни, и Агата Андреевна, как и императрица, тоже считала Павловск своим домом.
Сегодня дежурства у Орловой не было, и она отправилась гулять. Обошла все свои любимые уголки и добралась до одинокой скамьи, притаившейся на берегу реки в зарослях ивы. Агата Андреевна считала скамью заветной, ведь та стояла вдали от прогулочных дорожек. Направляясь сегодня в свой любимый уголок, Орлова вновь надеялась, что там её никто не потревожит. Ожидания не обманули. Фрейлина присела на скамью. Теперь можно было и поразмышлять.
Орлова достала из кармана два конверта и положила их себе на колени. Слева легло письмо барона Тальзита, а справа — благодарственная записка от князя Черкасского. Оба письма пришли одновременно, накануне отъезда из столицы. Барон Тальзит написал, что он полностью согласен с мнением Агаты Андреевны и уже отослал её письма опекунам своей крестницы, а полиции сообщил, что Илария жива. Закончил барон заявлением, что считает Островскую душевнобольной. Аргумент в пользу такого заключения Тальзит приводил своеобразный: обращал внимание на поведение Иларии во время допросов. У Островской сохранились повадки признанной красавицы, и это при том, что её обожжённое во время пожара лицо стало весьма отталкивающим.
«… Илария как будто не замечала своего уродства, — писал барон. — Я сначала подумал, что она не видит себя со стороны, и распорядился передать ей в камеру ручное зеркало, но в её поведении ничего не изменилось. Похоже, Островская видела лишь то, что хотела, а остальное просто отметала».
Замечание казалось разумным, однако сама фрейлина сомневалась в безумии Островской. Впрочем, может, Тальзит и прав: известно же, что в повседневной жизни безумцы бывают и хитры, и изворотливы, да и чутьё у них — звериное.
Агата Андреевна отложила письмо барона и развернула записку Черкасского. Князь Алексей благодарил фрейлину за помощь в деле, связанном с его сестрой и её подругой, и спрашивал мнение Орловой, есть ли у преступников возможность пробраться в Англию.
«Этого исключать нельзя, — признала Орлова. — Лаврентий вряд ли сунется в Министерство иностранных дел за выездным паспортом. Не станет же он просить документ на собственную фамилию, а уж на имя маклера Сидихина тем более».
Впрочем, в столичных городах можно было купить любые документы. Но такой путь все-таки выглядел рискованным. Пусть у Островского ещё остались деньги, и он сможет заплатить за паспорт убитого или ограбленного, но в министерстве-то должны проверять подобные вещи.
— Должны, конечно, — проворчала Агата Андреевна, — вот только делают ли?
Звук собственного голоса, вернул её к действительности. Вокруг стояла звенящая тишина, было слышно, как где-то бьется попавшая в паутину муха, терпко пахло травой — на противоположном берегу Славянки вновь скосили газоны.
«По большому счету, я могу больше не вспоминать об этом деле, — решила Орлова. — Князь Алексей производит впечатление разумного и сильного человека, он со всем справится сам. Кто предупреждён — тот вооружен, Черкасский знает, чего ждать».
Но стоило лишь принять решение, как тут же накатили сомнения. Князь Алексей знает, чего ждать? Откуда? Правильнее сказать, что ему нужно готовиться к худшему: к тому, что злоумышленники помирятся и, перебравшись в Англию, начнут действовать сообща. Бедняга Черкасский! Каково это, всё время жить под дамокловым мечом? Сможет ли князь Алексей обеспечить безопасность сестры и её подруги? Для этого ему придётся по меньшей мере всегда быть рядом, а князь написал, что он — флигель-адъютант государя. Так что же теперь Черкасскому увольняться со службы?
«Надо помочь, — решила Орлова. — Раз уж ввязалась в это дело, придётся идти до конца. Только вот как?»
Скорее всего, Островский проследил за своими жертвами и знает, что те отплыли в Англию. Разговорить слуг в доме ничего не стоит, да и судоходных контор за время войны осталось — по пальцам пересчитать, так что узнать маршрут беглянок довольно легко.
«Стоп! Судоходные конторы… — вдруг сообразила фрейлина. — В Англию рейсов не так много. Кто-то ведь говорил, что самые быстроходные суда — в „Северной звезде“. Можно начать с этой конторы».
Ну как же Орлова сразу не сообразила, что барон Тальзит дал ей исключительную примету? У Иларии теперь обгоревшее лицо. Такую женщину запомнят все. Если преступники сошлись, то Островский должен быть рядом со своей мачехой, но, даже если они и не помирились, Илария постарается проследить за пасынком.
«В порт! Надо поспрашивать по судоходным конторам», — решила Орлова.
К счастью, было ещё совсем рано. Она вполне успеет доехать до столицы и до закрытия побывать в конторах. Агата Андреевна поспешила во дворец. Императрица ещё не встала, и Орлова отпросилась у обер-гофмейстерины. Та не возражала и распорядилась заложить для фрейлины дежурный экипаж. Повеселевшая Орлова собралась за четверть часа и скоро уже катила по знаменитой тройной липовой аллее в сторону столицы.
Столичную контору «Северной звезды» Орлова нашла быстро. Обстановка заведения фрейлине понравилась: мебель и отделка помещений выглядели солидно, приказчики усердно, не поднимая голов, писали за своими конторками. Как только над дверью звякнул колокольчик, сообщивший о приходе Орловой, к ней сразу же поспешил старший из них — маленький и седобородый, в длинной чёрной поддёвке.
— Чем могу служить, сударыня? — поинтересовался приказчик.
— Меня интересует одна дама, купившая билет на корабль вашей компании, — пошла на блеф Орлова. — У бедняжки очень приметная внешность: лицо обожжено.
— Как же-с, помним эту англичанку.
Орлова в недоумении смолкла. Она не ослышалась? Приказчик сказал «англичанку». Старичок сверлил Агату Андреевну взглядом, и выражение его лица становилось всё более подозрительным. Оставалось одно — представиться. Близость ко двору всегда придаёт весу, и Орлова частенько этим пользовалась.
— Дело в том, что я — фрейлина императрицы-матери и из-за загруженности по службе не могу поехать в гости к родным в Англию. Но мои знакомые собирались в Лондон. Я хотела передать с ними подарки, но мы разминулись. Я сейчас живу в Павловске, а знакомые искали меня в Зимнем дворце. Скажите, на какой рейс заказала билет эта дама?