Кабар пыхтел, зло сверкал глазами и цедил неразборчивые проклятия.

– Ты знаешь, что надо делать, – напомнил Ковбой и сделал едва заметное движение.

Метатель ножей громко вскрикнул от боли и с ненавистью выплюнул:

– Извини!

– Будь любезен, адресуй свое извинение кому требуется. И поясни, за что ты просишь прощения.

Кабар громко выругался, но все же переступил через себя.

– Извини, Графиня, – давясь каждым словом, сказал он. – Ты не шарлатанка и не некомпетентная. Ты вообще лучший директор цирка на свете, и никто с тобой не сравнится, – ехидно добавил он и глянул на Ковбоя: – Ну, все? Доволен?

– Ну, не знаю, – задумчиво протянул тот. – Как-то неубедительно. И слишком много сарказма.

– Отпусти его, – приказала Графиня.

Ковбой немедленно послушался и разжал захват. Правая рука Кабара плетью повисла вдоль тела.

Выругавшись, метатель ножей резко развернулся и пошел прочь. Циркачи расступались, давая ему дорогу.

– Представление окончено, – отчеканила Графиня. – Когда будет новая афиша, я вам сообщу.

– А если появятся гончие? – спросил кто-то из циркачей.

– Гончие – это всего лишь выдумка, – твердо ответила Графиня. Обвела взглядом собравшихся и спросила: – Кто-нибудь из вас их лично видел?

Ответом была тишина.

– Вопрос исчерпан?

И снова тишина, в которой стало слышно, как Апи без слов напевает какую-то заунывную протяжную мелодию.

Приняв молчание за исчерпывающий ответ, Графиня сказала:

– Что ж, тогда все свободны.

Циркачи потоптались на месте и неуверенно, будто не зная, что им теперь делать, разошлись.

К Кристине подошел Апи и поднял на нее круглые карие глаза. Заунывную мелодию он больше не тянул.

– Что? – спросила Кристина. Мальчишка ее больше не напрягал и не раздражал, как поначалу; ну привязался он к ней – и привязался, что ж поделать? Может, она напоминает ему кого-то из семьи…

«Обезьяныш» шмыгнул носом и внезапно крепко ее обнял, прижавшись всем телом, словно искал у нее защиты и утешения. Кристина растерялась, а потом нерешительно потрепала его по голове.

– Ну, ну, все нормально, – проворчала она.

Апи всхлипнул и прижался к ней еще сильнее, мелко дрожа. Кристина опустилась на корточки и тоже его обняла. Она не знала, чего боялся мальчик, но, чувствуя, как затихает дрожь в худеньком тельце, испытала незнакомую ей радость и удовлетворение оттого, что может дать ему утешение. Тем более для него было нужно так мало – всего лишь крепкое объятие.

И где-то очень глубоко кольнула запоздалая мысль: может, и Кирюше от нее тоже была нужна всего лишь такая же малость?

Сразу же ужасно захотелось домой. Захотелось прийти, всех обнять – даже отца, даже Кирюшу! Сказать им, как она соскучилась. Попросить прощения… Кристина уже не раз обещала себе не травить душу и не звонить маме, но знала, что, когда вернется в свой трейлер, не удержится и наберет номер. А потом будет с замиранием сердца вслушиваться в короткое «алло» – и смаргивать слезы.

* * *

Ольги-блондинки на уроках не было. Ольга-шатенка выглядела подавленно и потерянно. Учителя поджимали губы, хмурились и отводили глаза, старшеклассники напряженно молчали и переглядывались. Все знали, что произошло, но никто не решался первым заговорить на эту тему.

А потом, в середине урока, в класс ворвалась завуч, белая как мел, и что-то шепнула на ухо учительнице истории. Та буквально спала с лица и, рассеянно пробормотав, что просит вести себя тихо, а она скоро вернется, вышла из класса.

Ученики переглядывались. Что еще случилось?

Остаток дня прошел в настороженном ожидании, а потом, непонятно откуда взявшись, по школе широкой волной пошел слух: Ольга пыталась покончить с собой и сейчас лежит в психиатрическом отделении больницы.

Новость оказалась настолько шокирующей, что ученики еще долго молчали, но потом плотину наконец прорвало, и в классе закипело бурное обсуждение. Одни считали, что Ольга просто не вынесла позора, когда все вскрылось, другие полагали, что видеоролики – это какая-то чудовищная ошибка, чей-то жестокий розыгрыш, а у Ольги сдали нервы, да и у кого бы они не сдали в такой ситуации? Последних было меньшинство, и большинство их активно теснило.

В запале бурного обсуждения никто не обратил внимания на Кристину, которая не участвовала в общем разговоре, а только молча сидела, и на губах у нее играла довольная полуулыбка.

* * *

Кристина шла мимо цыганской кибитки, когда до нее донесся дребезжащий звук телефонного звонка.

Невольно замедлив шаг, Кристина оглянулась, словно хотела посмотреть, не идет ли кто-то, чтобы поднять трубку. Вокруг никого не было. Впрочем, если задуматься, возле цыганской кибитки обычно никогда не собирался народ; осознанно или нет, но циркачи старались лишний раз не оказываться с ней рядом.

Кристина замерла в ожидании следующего звонка. А его все не было.

«Вот и прекрасно», – выдохнула про себя Кристина, чувствуя, как ее отпускают невидимые путы, потому что в тот момент, когда раздался звонок, у нее появилась необъяснимая, но твердая уверенность, что этот звонок – для нее, и она должна ответить.

Она уже сделала несколько шагов, когда тишину вокруг кибитки снова прорезал дребезжащий звонок. И Кристина опять замерла. Нерешительно потопталась на месте. Люди сходили с ума, возвращаясь в кибитку во второй раз, – неужели она всерьез размышляет о том, чтобы зайти в третий? Спасибо и на том, что второй раз все обошлось!

Снова долгая пауза, давшая надежду на то, что телефон замолчал, – и очередной дребезжащий звонок. Казалось, аппарат будет звонить до тех пор, пока не добьется своего – пока Кристина не снимет трубку.

Чертыхнувшись вполголоса, девушка поднялась по ступенькам и взялась за кольцо в пасти льва. Но она не успела потянуть дверь на себя; замерла, словно парализованная, услышав голос, раздавшийся из кибитки.

Кто-то зашел внутрь? Второй раз? И не побоялся, несмотря на все предостережения?

Глухой, но все же достаточно четко различимый мужской голос казался знакомым.

– …Пока не нашел. Довольно трудно искать, когда не знаешь, что именно ищешь, и не можешь проверить, то это или нет. Здесь полно барахла, и какой угодно предмет может оказаться тем самым. К тому же проникать сюда незаметно тоже не так-то просто, постоянно кто-то крутится рядом. А сейчас, например, мы и вовсе встали… Да, потому что у нас до сих пор нет новой афиши…

Кристина точно слышала этот голос, но никак не могла понять, кому из циркачей он принадлежит.

А голос продолжал разговаривать с невидимым собеседником, и Кристина затаив дыхание слушала, почему-то уверенная, что сейчас может узнать пару тайн. В цирке было полно загадок, на которые якобы не имелось ответов, и ей просто говорили принять вещи такими, какие они есть. Но, похоже, далеко не для всех циркачей тайны оставались такими уж тайнами; кто-то явно знал больше, просто не торопился этим делиться. Словом, все как в обычной жизни.