Кристина вошла в кибитку, приблизилась к старинному аппарату и сняла трубку.

– Алло?

Она приготовилась услышать уже знакомые ей шумы, шорохи и пощелкивания, но, к ее удивлению, на этот раз в ответ раздался голос.

– Алло? Алло? Это кто?

– Крис… – помедлив, ответила Кристина, пытаясь понять, мужской это голос или женский. Тот будто проходил через густой слой ваты или тумана и терял все индивидуальные черты, оставляя только звуки слов.

На другом конце провода – хотя какой провод? из кибитки совершенно точно не шли никакие провода! – воцарилось молчание. Глубокое, всепоглощающее молчание, не прерываемое никакими шумами.

– О нет, – наконец раздался вздох. – Это действительно ты?

– Э-э, – протянула Кристина. – Меня действительно зовут Крис, если вы об этом…

– Будь ты проклята! – неожиданно воскликнул голос. – Зачем ты вернулась? Тебе мало того, что ты натворила в прошлый раз?

– А вы вообще кто такой… такая? – возмутилась Кристина.

Она почему-то не на шутку завелась; что это за манера такая у людей в последнее время – постоянно ее в чем-то обвинять? И эта злость полностью затмила вопросы о том, откуда и куда она вернулась, что за прошлый раз и что она якобы натворила.

– Мы – те, кто когда-то попытался устранить то, что ты привела в этот мир.

– Вау, вот теперь мне все понятно! – с сарказмом воскликнула Кристина. – Может мне хоть кто-нибудь нормальным человеческим языком объяснить, что происходит? – прокричала в трубку она.

Как же ей смертельно надоели все эти загадки, недомолвки и намеки! Как же бесит!

В трубке раздался щелчок, а следом – короткие гудки.

– Прекрасно, – процедила Кристина, в сердцах бросая трубку. – Чудненько поговорили!

Круто развернувшись, она собиралась выйти из кибитки, но в последний момент решила задержаться. Она уже не опасалась, что, находясь тут, сойдет с ума. Нет, Кристина верила, что другие и впрямь могут повредиться рассудком. Но, видимо, на нее это почему-то не распространялось, иначе как объяснить, что она тут уже в третий раз, и с ней по-прежнему все нормально? Кажется, она и впрямь в чем-то особенная, как бы ни коробило ее это слово.

А раз уж она уже тут, почему бы не осмотреться получше? И нет, Кристина вовсе не ждала, что, может, хоть на этот раз цирк даст ей знать, какое же у нее здесь предназначение. К тому же, похоже, «Колизион» уже сообщил о своем выборе – и не единожды; Кристина в третий раз в кибитке, и в третий раз звонит телефон. Все предельно ясно: телефон и есть тот самый знак. Единственное, что неясно, – что этот знак означает.

Кристина огляделась, решая, с чего хочет начать осмотр. Но она не успела ничего выбрать из великого множества самых разных предметов вокруг, когда увидела, как внутри по-прежнему раскрытой шкатулки с драгоценностями что-то засветилось.

Это был все тот же то ли медальон, то ли загадочное украшение, назначение которого оставалось для нее загадкой. В отличие от предыдущих посещений кибитки, когда он слабо, едва заметно мерцал, сейчас медальон светился достаточно ярко, и Кристина вспомнила, как Графиня говорила, что в большинстве случаев цирк проявлял свой выбор, «подсвечивая» нужный реквизит. Неужели это светящееся украшение и есть выбор цирка? Дар, который он ей дает? Но что за реквизит такой – старинный медальон?

Кристина нерешительно протянула руку к загадочному украшению, но едва кончики пальцев его коснулись, как их тут же резко обожгло, и девушка быстро отдернула руку. Нет уж, хватит с нее прошлого ожога, который, похоже, и не думает сходить с ладони. Хватит и странных, тревожащих видений, которые пугали, будоражили и притягивали одновременно, потому что она ощущала чувство непонятного сродства – то ли с украшением, то ли с женщиной, изображенной на нем, то ли с грозой… И вообще, если бы медальон был реквизитом, который собирался дать ей цирк, она могла бы взять его в руки и он бы ее не обжигал, не так ли? А раз это загадочное украшение – не выбор цирка, то и она не хочет иметь с ним ничего общего!

Успокоенная тем, что снова нашла почву под ногами, Кристина отвела взгляд от светящегося круглого медальона и собралась было уходить, но в последний момент протянула руку и резким движением закрыла крышку шкатулки.

* * *

– Она совсем рядом! Ты должен ее остановить. Ты должен ее остановить прежде, чем будет слишком поздно. Ты знаешь, что надо делать. Ты уже сделал это однажды. Но тогда ты опоздал. Ты сможешь сделать это и сейчас…

Фьор с трудом вырвался из липких пут фиолетового марева. Встряхнул головой, пытаясь прояснить мысли, – и тут же пожалел, потому что это движение одновременно рассеяло и смутные образы, которые еще остались в памяти после транса, из которого он только что вышел, а ему хотелось рассмотреть их поближе.

Фаерщик огляделся, с удивлением осознав, что потерял связь с реальностью, и не сразу вспомнил, где находится. Он сидел на хлипком походном стуле в маленьком директорском фургоне, куда все-таки перебралась Графиня, а на перевернутой коробке из-под вентилятора стоял хрустальный шар. Обстановка максимально далекая от той мистико-магической, которая старательно создавалась в шатре Графини перед началом представления. Фьор даже поймал себя на мысли, что без таинственного полумрака, загадочно мерцающих в темноте символов, без свечей, пузатых бутылочек, колод карт, винтажных птичьих клеток и прочей атрибутики как-то не верилось в то, что хрустальный шар работает. Хотя уж кому, как не ему, артисту «Колизиона», должно было быть известно, что внешние проявления – это лишь мишура, дань публике, которой хочется зрелищ, а настоящая суть не нуждается в ярких обертках, чтобы проявить себя.

Графиня сидела напротив Фьора, поджав под себя одну ногу. В своих повседневных джинсах, любимом просторном худи, с хвостиком и серьгами-кольцами, с одной из которых свисал крестик, она была настолько далека от образа мадам гадалки и прорицательницы, насколько это только возможно. В глазах – беспокойство, между бровями – складка. А серебряное кольцо на пальце мерцало и мигало, словно маленький маяк, и, казалось, жило какой-то своей самостоятельной жизнью.

Фьор потер лицо руками, пытаясь собраться с мыслями.

– Ты что-нибудь поняла? – спросил он наконец.

Графиня покачала головой.

– Но ты слышала?

– Слышала.

– Что думаешь?

– Не знаю, – развела руками Графиня, и одна вспышка кольца ударила Фьору прямо в глаз. – Кажется, теперь я говорю это как минимум раз в час, – невесело хмыкнула она. – Никогда еще не ощущала себя такой незнайкой. Но я и правда не знаю. Обычно же, сам знаешь, те, кто приходит, хотят видеть очень простые вещи: любит не любит, ждет ли меня успех и все прочее в том же роде. И ответы шара мне всегда довольно просто понять. Но в твоем случае…

Теперь настала очередь Фьора криво усмехаться. Циркачи никогда не обращались к Графине с просьбой воспользоваться ее даром. Не потому, что не хотели узнать свое будущее, а потому, что, попробовав несколько раз, поняли: хрустальный шар его им не показывал. Вероятно, он просто не видел будущее у лишних людей. Но Фьор решил, что у него шанс на успех выше, потому как его вопрос точно не касался будущего; он просто хотел узнать, почему к нему снова вернулись кошмары о пожарах, причем не только о тех, к которым он был так или иначе причастен, но и о каких-то других, из-за которых он, сам того не осознавая, терял контроль над огнем, и тот вырывался на свободу.