— А почему ты сразу не позвала своих коллег на выручку? Как только поняла, что происходит?

— Для этого мне нужно было выпустить сигнальную ракету, — сердито объяснила Кристина. — А как бы я это сделала? Я ведь от тебя на шаг отойти не могла!

— Не могла или не хотела? — усмехнулся я.

Кристина покраснела. Пробормотала:

— Ну, в общем, подать сигнал я сумела, лишь когда поднялась наверх, на крышу беседки. А потом металась, не понимала, куда ты подевался. Мне в голову не могло прийти, что руководитель кружка — Белозеров! Как ты его раскрыл?

— Потом расскажу.

Я принялся подниматься на ноги. Кристина подскочила ко мне.

— Помочь? — попыталась взять меня под локоть.

— Да справлюсь. — Я перевел взгляд на её руку. — Хотя, если так хочешь за меня подержаться...

— Нет, ты всё-таки невыносим! — Кристина залилась краской и отдернула руку. — Ой. Что это? — Она заметила искореженный амулет у меня на груди.

— Это — то, благодаря чему я всё ещё жив.

— Я не про амулет. Про ожог...

— Ожог? — Я сдвинул амулет, осмотрел волдыри на коже. — Ерунда, заживёт. Только вот застегнуться не могу, с пуговицами проблемы. Придётся тебе некоторое время потерпеть меня в таком виде.

— Идём, — пробормотала багровая Кристина, отводя взгляд от моей расстёгнутой рубашки. — Тебе нужен врач.

Я поморщился. Попросил:

— Давай я как-нибудь сам решу, кто мне нужен. Что там с Полли?

— Она в клинике. Юсупов настоял, чтобы её проводили туда. Хотя я полагаю, это излишняя предосторожность. — Кристина пренебрежительно фыркнула. — Полли всего лишь одурманили. С помощью специального зелья загнали в подобие сна. Под этим зельем человек может двигаться, реагировать на какие-то простые команды. Но говорить — не говорит, а когда проснется — вовсе не будет помнить, что с ним происходило.

— Интересная штука, — пробормотал я. — Ладно, понял. А остальные? Рабиндранат и компания?

— Они тоже в клинике.

Я хмыкнул:

— А почему не в пятизвездочном отеле? Хоть бы в карцер заперли, что ли. Они всё-таки смертоубийство изобразить пытались.

— Твои друзья так и сказали Юсупову, — кивнула Кристина. — Не забудь их поблагодарить, кстати. Если бы не их помощь...

— А как они узнали, что мне нужна помощь? — заинтересовался я. Сам не успел об этом спросить. — Как узнали, где меня искать?

— Мишель для чего-то заглянул к тебе в комнату. Увидел, что тебя нет, и встревожился. Он сказал, это было что-то сродни интуиции, предчувствие беды.

— Похоже на Мишеля, — вспомнив сеансы гипноза, кивнул я. — С тонкими материями у этого парня всё в порядке.

— Мишель побежал к Долинскому, — продолжила Кристина. — Тот знал, что у вас с Нарышкиной свидание, уж он-то в курсе всех академических сплетен. Представляю, каких шуточек бедный Мишель наслушался от этого пошляка — когда сказал, что тебе нужна помощь... Но, слава богу, их разговор услышал Батюшкин. У которого, в отличие от Долинского, на плечах голова, а не кочан капусты. Он сказал, что, если Мишель так тревожится, нужно и впрямь тебя отыскать. В конце концов, им ничто не мешает незаметно убедиться в том, что с тобой всё в порядке, и так же незаметно уйти.

— Ну, насчёт «незаметно» я бы поспорил, — хмыкнул я. — Не заметить троих оболтусов, представления не имеющих о том, что такое слежка — уж настолько голову я не теряю даже на свиданиях... А как они узнали, куда идти?

— Очень просто, — улыбнулась Кристина. — Снег. Прошло не так много времени, твои следы ещё не засыпало. Они были хорошо видны. Уже на подходе к беседке твои друзья поняли, что Мишель тревожился не зря. Войти через двери они не сумели и забрались на крышу. В башенке увидели одурманенную Полли. А дальше ты знаешь.

— Ясно, — кивнул я. — А Юсупов, значит, приказал отправить Рабиндраната с компанией в клинику?

Кристина скривилась.

— Он заявил, что до тех пор, пока эти молодые люди без сознания и вина их не доказана, сажать кого-либо в карцер не имеет права! Юсупов пообещал, что сообщит ректору... Хотя, думаю, в академии и без его сообщений — ужасный переполох. Мои коллеги должны были вызвать подкрепление. Рабиндранат и остальные трое под надёжной охраной, об этом не беспокойся. Нас с тобой, скорее всего, уже дожидаются.

— Весёлая ночка, — вздохнул я.

— Пожалуй, самая незабываемая рождественская ночь в моей жизни, — вздохнула Кристина. — Кстати. Счастливого Рождества!

— Счастливого Рождества, — согласился я.

А Кристина вдруг снова покраснела. Я проследил за её взглядом и увидел, что в дверном проеме, где мы остановились, прямо над нашими головами висит венок из зелёных веток.

— Что ты там увидела?

— Абсолютно ничего! — поспешно заверила Кристина. — Идём.

* * *

Половина ночи, как и предполагала Кристина, прошла в разговорах и объяснениях. Я последовательно отвечал на вопросы Кристининых коллег. При беседах присутствовал ректор.

Как мне объяснили, по здешним законам допрос несовершеннолетнего разрешалось проводить лишь в присутствии кого-то из его родителей, либо лица, их замещающего. Калиновский сказал, что он, в целом, в курсе ситуации, и готов выступать в качестве такого лица. Если я не возражаю, конечно. Я не возражал — не хватало ещё тащить в академию деда.

Ни с Кристиной, ни с кем другим из тех, кто присутствовал в беседке, мы во время допросов не пересекались. С нами, видимо, разговаривали по отдельности.

В четыре утра Калиновский объявил, что я могу быть свободен. Посоветовал идти отдыхать, а завтра, как только встану, отправляться домой.

— Вы и так уже сделали гораздо больше, чем могли, Константин Александрович, — сказал он, пожимая мне руку. — Уверен, что государь не оставит вашу самоотверженность без внимания.

Я кивнул, принимая благодарность.

Сказал:

— О Белозерове я не спрашиваю. А вот Рабиндранат и компания... Что с ними будет?

Калиновский помрачнел.

— С теми тремя, которых опоили берсерком — полагаю, ничего особенно страшного. Возможно, они даже останутся в академии. Этого урока им, надеюсь, хватит на всю оставшуюся жизнь. А вот что касается господина Иванова — тут картина куда более печальна. Исключение из академии — несомненно. После того, как закончится следствие, будет