Кони весь день паслись на лужайке у пещеры, и только кзакату их завели за стены импровизированного форта. Рыцари купались в реке,стирали одежду, охотились в лесу за оленями и козами. Ночью они по очерединесли стражу, но дэльфы так и не появились.

Так миновало четыре дня, и путники забеспокоились.

— Если так дэльфы делают свои срочные дела, не хотел быя ждать их, когда им некуда спешить, — сухо заметил Телэн Итайну начетвертое утро. — Они даже не выслали никого наблюдать за нами.

— Они где-то здесь, мастер Телэн, — уверенноотвечал Итайн.

— Почему же мы их не видели? Ночью их проглядетьтрудновато.

— Не совсем, — возразил Келтэн. — Не думаю,что они светятся беспрерывно. Той ночью, когда они явились впервые, в тумане,они светились, но на следующий раз подобрались к нам ярдов на двадцать и лишьтогда начали сиять. Похоже, они умеют управлять своим сиянием в зависимости отобстоятельств.

— Они где-то здесь, — повторил Итайн, — и,чем дольше они будут ждать, тем лучше.

— Этого я не понял, — сознался Телэн.

— Они знают теперь, что мы не собираемся уходитьотсюда, и сейчас спорят, что можно нам предложить. Одни хотят предложитьбольше, чем другие, и чем дольше мы будем здесь сидеть, тем больше укрепитсяпозиция сторонников щедрого предложения.

— Ты стал ясновидящим, Итайн? — осведомиласьСефрения.

— Нет, леди Сефрения, это всего лишь опыт. Подобныеотсрочки присущи любым переговорам. Я сейчас в своей стихии. Мы избрали вернуюстратегию.

— Что нам еще надо сделать? — спросил Келтэн.

— Ничего, сэр рыцарь. Теперь их ход.

Она появилась со стороны реки, в свете дня, легко поднявшисьпо каменистой тропе, которая тянулась вверх по крутому склону. На ней были сероеодеяние с капюшоном и простые сандалии. Черты ее лица были тамульскими, но кожане имела золотистого цвета, присущего этой расе, и казалась не столько бледной,сколько бесцветной. В серых глазах светилась мудрость, длинные волосы былисовершенно белыми, хотя на вид она казалась совсем юной девушкой.

Спархок и его друзья молча смотрели, как она поднимается посклону холма в теплом сиянии солнца. Она прошла по лужайке, где паслись кони.Чэль, белая кроткая кобылка Сефрении, с любопытством подошла к бесцветнойженщине, и незнакомка ласково коснулась ее носа узкой маленькой ладонью.

— Дальше идти не стоит, — окликнул ееВэнион. — Что тебе нужно?

— Я — Ксанетия, — ответила женщина. Голос у неебыл мягкий, негромкий, но и в нем ощущалось то гулкое эхо, котороесвидетельствовало о ее принадлежности к дэльфам. — Мне назначено бытьвашим залогом, лорд Вэнион.

— Ты знаешь меня?

— Мы ведаем тебя, лорд Вэнион, — так же, как ивсех твоих спутников. Вы не желаете идти в Дэльфиус, ибо опасаетесь, что мыпричиним вам зло. Моя жизнь послужит залогом нашего доброжелательства.

— Не слушай ее, Вэнион, — жестко проговорилаСефрения.

— Ужели ты боишься, о жрица? — спокойно спросилаКсанетия. — Богиня твоя не разделяет твоего страха. Ныне вижу я, что этотвоя ненависть не дает свершиться тому, чему свершиться суждено, и посему втвои руки отдаю я свою жизнь, дабы совершила ты с нею то, что пожелаешь. Ежелидолжна ты предать меня смерти и тем избыть ненависть свою — что ж, так тому ибыть.

Лицо Сефрении залила смертельная бледность.

— Ты знаешь, Ксанетия, что я не сделаю этого.

— Так вложи губительное оружие в чужие руки. Таксможешь ты велением казнить меня, но не запятнать рук своих кровью. Не таков лиобычай твоего племени, стирик? Ты останешься неоскверненной, и ненависть твоябудет утолена. Чистой предстанешь ты пред своей Богиней и объявишь, чтоневиновна, ибо винить тебя будет не в чем. Кровь моя пребудет на рукахэленийцев, а эленийские души дешевы, не так ли? — Она вынула из-под плащакаменный, сверкнувший, точно драгоценность, кинжал. — Сие орудие смертимоей, Сефрения, — сказала она. — Клинок вырезан из обсидиана, апосему не загрязнишь ты руки свои и душу свою прикосновением к мерзкому железу,когда прольешь мою кровь. — Голос Ксанетии был мягок, но слова вонзались вСефрению, точно острые стальные шипы.

— Я не стану слушать этого! — горячо воскликнуламаленькая стирикская женщина. Ксанетия улыбнулась:

— О нет, Сефрения, станешь, — проговорила она всетак же спокойно. — Ведомо мне твое сердце, стирик, и знаю я, что слова моипрожгли его огнем. Ты услышишь их снова и снова. В тишине ночей они придут ктебе, с каждым разом становясь все жгучей. Истинно говорю, ты станешь слушать,ибо слова мои — слова истины, и во всякий день твоей жизни отдадутся они эхом вдуше твоей.

Лицо Сефрении исказилось от муки, и она, разразившисьплачем, убежала в пещеру.

Когда Итайн вернулся по узкой тропинке с лужайки ко входу впещеру, на лице его было озабоченное выражение.

— Она говорит очень убедительно, — сказал онспутникам, — и я не почувствовал в ее словах и тени обмана.

— Возможно, ей нечего скрывать, потому что она ничегоне знает о замыслах своих правителей, — с сомнением заметил Бевьер. —Вполне вероятно, что она лишь пешка в их игре.

— Она сама принадлежит к правителям дэльфов, сэрБевьер, — покачал головой Итайн. — Ее можно назвать наследнойпринцессой дэльфов. Она будет анарой, когда скончается анари.

— Это имя или титул? — спросил Улаф.

— Титул. Анари — или, в случае Ксанетии, анара — этосветский и одновременно духовный вождь дэльфов. Нынешнего анари зовут Кедон.

— А она не врет? — спросил Телэн. — Она ведьможет только притворяться наследной принцессой, чтобы мы считали ее важнойперсоной, а на самом деле она пастушка или чья-то служанка.

— Не думаю, — сказал Итайн. — Может быть, этопрозвучит нескромно, но я уверен, что никто не сможет солгать мне, не боясьбыть разоблаченным. Ксанетия говорит, что она будущая анара, и я ей верю. Такойход вполне соответствует дипломатической практике. Заложник должен быть важнойперсоной. Это еще одно доказательство того, как сильно мы нужны дэльфам. Яполагаю, что Ксанетия не лжет, а если это так, она — самое ценное, что есть удэльфов. — Он скорчил гримасу. — Это в высшей степени противоречитвсему, чему меня с детства учили думать о дэльфах, но мне сдается, что на сейраз мы должны им довериться.

Спархок и Вэнион переглянулись.