— Я не думаю, Берит, что мир готов увидеть людей,которые светятся сами по себе. Эта идея вряд ли завоюет много сторонников —особенно если учесть некоторые ее недостатки.

— Куда мы направляемся, леди? — спросил Келтэн убледной сияющей женщины, которая ехала рядом с ним. Положение Келтэна былостранным. Он защищал и охранял Ксанетию. Он заботился о ее удобстве иблагополучии. И он же должен был убить ее при первом признаке враждебности состороны ее соплеменников.

— В жилище анари, — отвечала Ксанетия. —Именно ему надлежит представить наше предложение Анакхе. Анакха владеетБеллиомом, и лишь в его власти повелевать им.

— Спархок, ты мог бы отправиться сюда один и не таскатьнас за собой, — легкомысленно заметил Телэн.

— Возможно, но путешествовать в компании как-топриятнее. Кроме того, если б ты остался в Материоне, то пропустил бы немалоинтересного. Вспомни, как весело было прыгнуть с утеса и повиснуть в воздухенад доброй тысячей футов пустоты!

— Я изо всех сил стараюсь забыть об этом, мойлорд, — со страдальческой миной отозвался мальчик.

Они спешились в одном из крытых коридоров неподалеку отцентра города и передали своих коней на попечение нескольким юным дэльфам.Спархок подумал, что юноши похожи на пастушков, которых заставили исполнятьработу конюхов. Затем путники вслед за Ксанетией направились к темной,изъеденной временем двери. Спархок, все еще охваченныйнеестественно-бесстрастным спокойствием, тайком разглядывал Ксанетию. Ростомона была немногим больше Сефрении, и хотя была женщиной, и притомпривлекательной, отчего-то ее пол казался чем-то малозначащим. Открыв изъеденнуювременем дверь, она провела их по коридору, в стенах которого на равномрасстоянии друг от друга виднелись глубоко вделанные двери. Коридор освещалсяпрозрачными шарами, на длинных цепях свисавшими с высокого потолка. Шарынаполняла светящаяся жидкость — Спархок предположил, что это вода из озера.

В конце коридора Ксанетия остановилась, и ее взгляд на мигстал отсутствующим.

— Кедон дозволяет нам войти, — сказала онанаконец. Она открыла дверь и в сопровождении Келтэна, не отступавшего от нее нина шаг, первой вошла в находившиеся за дверью покои.

— Сие чертог Кедона, анари дэльфов, — проговорилаКсанетия тем странным гулким голосом, который явно был отличительной чертойвсех дэльфов.

Три истертые каменные ступени вели в главный зал — чистый иопрятный, с куполообразным потолком, который поддерживали массивные низкиеарки. Стены, слегка изогнутые внутрь, покрывала белая штукатурка, а низкаятяжелая мебель была обита белоснежной шерстью. В дальнем конце зала, поднебольшой каменной аркой камина горел огонь, и с потолка свисали на цепях всете же светящиеся шары.

Спархок ощутил себя здесь незваным грубым пришельцем. ЖилищеКедона веяло кротостью и святостью, и рослый пандионец остро ощущалнеуместность своей кольчуги и тяжелого меча, который висел у него на поясе. Они сам казался себе неуместным здесь, неуклюжим варваром, и его спутники,облаченные в кожу, сталь и грубую серую ткань, высились вокруг него, словнокаменные идолы древнего варварского племени.

Из двери в дальней стене зала появился глубокий старик.Хрупкий и согбенный, он шел, шаркая ногами и опираясь на длинный посох. Егоредкие волосы белели как снег, и на сей раз это был скорее признак глубокойстарости, нежели отличительная черта дэльфов. В добавление к свободному одеяниюиз небеленой шерсти его узкие худые плечи окутывало некое подобие шали.

Ксанетия тотчас подошла к старику и нежно коснулась ладоньюего морщинистой щеки. Глаза ее были полны тревоги, но она не сказала ни слова.

— Добро пожаловать, господа, — приветствовал ихстарик. Он говорил по-эленийски с легким акцентом, и его высокий голос звучалнемного скрипуче, словно заржавел от редкого использования. — Добропожаловать также и тебе, дорогая сестра, — прибавил он, обращаясь кСефрении на почти безупречном, хотя и архаичном стирикском наречии.

— Я тебе не сестра, старик, — холодно ответилаона.

— Все мы братья и сестры, Сефрения из Илары, верховнаяжрица Афраэли. Родство наше в том, что все мы люди.

— Когда-то, возможно, это было и так, дэльф, — вголосе Сефрении был убийственный лед, — но ты и твой проклятый народ —больше не люди.

Старик вздохнул.

— Вероятно нет. Затруднительно сказать наверняка, чтомы есть или чем мы станем. Отбрось свою вражду, Сефрения из Илары. Здесь тебене причинят вреда, и устремления наши ныне стали едины. Ты хотела бы отъединитьнас от всего человечества, однако таково же и наше желание. Отчего бы не слитьнам усилия воедино, дабы достичь его?

Сефрения повернулась к нему спиной.

Итайн, всегда и везде остававшийся дипломатом, поспешилзаполнить неловкую паузу.

— Кедон, я полагаю? — вежливо осведомился он.Старик кивнул. — Должен признаться, почтенный, что Дэльфиус немало меняозадачил. Мы, тамульцы, почти ничего, в сущности, не знаем о твоихсоплеменниках, и, тем не менее, дэльфы много лет являются средоточием одного изсамых чувствительных жанров нашей литературы. Мне всегда казалось, что такназываемая дэльфийская литература целиком и полностью состряпана третьесортнымирифмоплетами с больным воображением. Но вот я оказался в Дэльфиусе — иобнаружил, что все то, что я считал литературными выдумками, имеет под собойреальное основание.

Вне всякого сомнения, Итайн был очень ловок. Егоутверждение, что он умнее даже своего брата, министра иностранных дел, пожалуй,не вызывало сомнений.

Анари чуть заметно улыбнулся.

— Мы сделали все, что было в наших силах, Итайн изМатериона. Я не стану спорить с тобой — воистину «Ксадана» написана чудовищнымстихом и проникнута отталкивающим избытком слезливых чувств, однако она хорошопослужила той цели, для коей и была сотворена. Она смягчила и ослабила вражду,посеянную в вашем народе стириками. Тамульцы властны над атанами, а мы нехотели воевать с огромными нашими соседями. Со стыдом признаюсь тебе, что и самя внес немалую лепту в создание «Ксаданы».

Итайн заморгал.

— Ты уверен, Кедон, что мы говорим об одной и той жепоэме? «Ксадана», которую я изучал еще школьником, была написана семь с лишнимстолетий назад!

— Неужто так давно? Как быстро летят годы! Янаслаждался жизнью своей в Огнеглавом Материоне. Обучение в университетепринесло мне немалую пользу.

Итайн был слишком хорошо обучен, чтобы чересчур открытопоказывать, как он потрясен.

— У тебя тамульские черты лица, Кедон, но разве цветкожи и волос никому не казались… странными?