Но не самонадеянно ли будет требовать, чтобы и наш метод проверки непременно был научным методом? Кто-то может сказать: для научной медицины, конечно, используйте научный метод. Но не будет ли только справедливо, если средства “альтернативной” медицины будут проходить “альтернативную” проверку? Нет. Никаких альтернативных проверок не бывает. На этом Даймонд настаивает, и правильно делает.

Утверждение о том, что лечение помогает, либо истинно, либо ложно. Оно не может быть ложно в обычном смысле слова, но истинно в каком-то другом, “альтернативном” смысле. Если та или иная терапия или лекарство есть нечто большее, чем плацебо, должным образом проведенные проверки двойным слепым методом и статистический анализ неизбежно продемонстрируют это. Многие претенденты на признание в качестве “ортодоксальных” методов не выдерживают таких проверок, и их отвергают без лишних разговоров. Ярлык “альтернативности” не должен (хотя это, увы, нередко происходит) гарантировать методу защиту от точно такой же судьбы.

Принц Чарльз недавно призвал выделить десять миллионов фунтов из государственных денег на исследование эффективности методов “альтернативной”, или “нетрадиционной”, медицины. Замечательное предложение, хотя не совсем понятно, почему именно государство, которому приходится расставлять приоритеты, должно выделять эти деньги, учитывая, что ведущие “альтернативные” методы уже не раз проходили проверку, и при этом вновь, вновь и вновь ее не выдерживали. Джон Даймонд сообщает нам, что оборот средств альтернативной медицины в Великобритании исчисляется миллиардами фунтов. Быть может, некоторую долю прибыли, получаемой за счет их реализации, можно было бы отвести на проверку того, работают ли они вообще. В конце концов именно этого мы ожидаем от “ортодоксальных” фармацевтических компаний. Не может ли быть так, что поставщики альтернативной медицины и без того прекрасно знают, чем закончились бы должным образом проведенные проверки? Если так, то их нежелание выделять средства себе на погибель вполне понятно. Тем не менее, я надеюсь, что деньги на эти исследования откуда-нибудь поступят, например из благотворительных фондов самого принца Чарльза, и если бы я получил такое предложение, я с радостью вошел бы в состав консультативного совета, занимающегося их распределением. На самом деле я подозреваю, что десяти миллионов на исследование оказалось бы более чем достаточно, чтобы окончательно развенчать большинство популярных и прибыльных “альтернативных” методов.

Как можно было бы потратить эти деньги? Давайте возьмем, например, гомеопатию и предположим, что на экспериментальную проверку ее методов выделена достаточно большая часть этих средств, что позволяет сделать проверку довольно масштабной. Тысячу пациентов, согласившихся участвовать в эксперименте, разделят на две группы: опытную из пятисот человек (которые будут получать гомеопатическое средство) и контрольную из пятисот человек (которые не будут его получать). Для пущей достоверности, следуя “холистическому” принципу, согласно которому каждого индивидуума следует лечить в индивидуальном порядке, мы не будем настаивать на том, чтобы все испытуемые из опытной подгруппы получали одинаковые дозы. Отнюдь нет. Напротив, каждого пациента, участвующего в проверке, обследует дипломированный гомеопат и пропишет ему строго индивидуальный курс лечения. Даже не обязательно, чтобы все пациенты принимали одно и то же гомеопатическое средство.

И здесь в дело вступит важнейший принцип случайного отбора двойного слепого метода. После того, как каждому пропишут курс лечения, половина пациентов, отобранная случайным образом, войдет в контрольную группу. Пациенты из этой группы на самом деле не будут получать прописанные им средства. Вместо этого они будут получать средство, идентичное прописанному, но с одной принципиальной разницей. В его состав не будет входить предполагаемое действующее вещество. Случайный отбор будет осуществлять компьютер, притом так, что никто не будет знать, какие пациенты относятся к опытной, а какие — к контрольной группе. Не будут знать сами пациенты, не будут знать гомеопаты, не будут знать готовящие препарат фармацевты, не будут знать врачи, которым предстоит оценивать результаты эксперимента. Пузырьки с препаратами можно будет отличить друг от друга только по никому не известным кодовым номерам. Это принципиально важно, потому что никто не отрицает эффекта плацебо: пациенты, которые думают, что получают эффективное лекарство, чувствуют себя лучше, чем пациенты, которые уверены в обратном.

Каждого пациента обследует группа врачей и гомеопатов до и после лечения. Эта группа вынесет в отношении каждого пациента решение: стало ли ему лучше, или не стало, или стало хуже? Только когда все такие вердикты будут записаны и заверены, можно будет расшифровать установленные компьютером кодовые номера. Только тогда мы узнаем, какие пациенты получали гомеопатическое средство, а какие — контрольное плацебо. С полученными данными будет проведен статистический анализ, чтобы узнать, оказали ли гомеопатические средства тот или иной эффект. Я знаю, за какой исход я буду болеть, но — ив этом красота настоящей науки — не могу повлиять на результат. Не смогут на него повлиять и гомеопаты, которые делают ставку на противоположный исход. Эксперимент, проведенный по двойному слепому методу, исключает влияние любой подобной предвзятости. Эксперимент могут проводить сторонники или противники, или и те, и другие вместе, но на результате это не скажется.

Есть множество тонкостей, позволяющих сделать такой эксперимент информативнее. Пациентов можно разделить на “согласованные пары” по возрасту, весу, полу, диагнозу, прогнозу и рекомендуемому методу гомеопатического лечения. Единственная непременная разница между пациентами каждой пары будет в том, что один из них, тайно отобранный случайным образом и отнесенный к контрольной группе, будет получать плацебо. Затем каждого пациента из опытной группы будут сравнивать статистически с соответствующим пациентом из контрольной группы.

Предельным случаем эксперимента с согласованными парами будет вариант, в котором каждый пациент служит контролем самому себе, получая то опытное, то контрольное средство, но никогда не зная, в какой момент одно заменяется другим. Порядок выдачи этих средств каждому пациенту будет определяться случайно, по разным случайным схемам для разных пациентов.

Преимущество экспериментов с “согласованными парами” и “самоконтролем” состоит в том, что они повышают чувствительность проверки. Иными словами, повышают вероятность того, что выявленный эффект гомеопатии будет статистически достоверным. Обратите внимание, что для статистической достоверности эффекта требуется не так уж много. Для этого не обязательно, чтобы каждому пациенту, принимающему гомеопатическое средство, становилось лучше, чем в контрольном случае. Все, что мы ищем, это небольшое преимущество гомеопатии перед слепым контролем — преимущество, которое, каким бы малым оно ни было, слишком велико, чтобы стандартные статистические методы позволяли приписать его везению. Именно этого принято требовать от средств ортодоксальной медицины, прежде чем разрешать их рекламу и продажу в качестве лекарственных. Осмотрительные руководители любой фармацевтической компании требуют несколько большего, прежде чем вкладывать большие деньги в массовое производство.