Шрифт:
Интервал:
Закладка:
50. Мертвецы из прошлого
Мы не на Кийстроме, повторял я про себя. Не на Кийстроме, и Бриджит убил вовсе не Индиго. Я знал, что это был не он. Я знал это.
– Молодец, – выдохнула Тамара, хлопнув меня по плечу, – хорошо придумал с веревкой. А теперь пора убираться отсюда.
Индиго, стоя среди трупов, поднял взгляд. Я услышал прерывистый топот вверх по лестнице, глянул туда и увидел около сотни маленьких фигурок. Черные глаза неотрывно следили за нами.
Я двинулся вниз вслед за Тамарой. По мере спуска гравитация усиливалась, а голова от этого почему-то кружилась не меньше, чем на подъеме, когда она слабела. Но теперь в спину как будто толкали чьи-то руки, помогая идти.
Несколькими ярусами ниже, когда толпа «детей» осталась позади, со мной поравнялся Индиго.
– Вы в порядке? – спросил он.
Разгорающийся огонек – так наливаются цветом раскрывающиеся лепестки, – а потом две вспышки, короткие, как удары сердца. Теперь я знал его имя. А еще знал, что он не всегда был вот таким: холодным, сдержанным, бездушно-практичным. Это Первая его так воспитала. Интересно, каким бы он стал, если б не она?
Я хотел ответить «да», но вместо этого почему-то сказал:
– Мою сестру звали Бриджит.
Услышав это, он изменился в лице. А я как будто глянул в зеркало. Было уже не важно, как ему удалось ощутить мою боль, мое горе. Не имело значения даже то, что мою сестру оплакивает Посланник. Главное, он оплакивал. Нарастающая яркость, двойная вспышка.
– Бриджит Рен… – задумчиво произнесла Тамара. Я не стал ее поправлять и объяснять, что мы с сестрой носили фамилию Харт, а не Рен. – Хорошее имя. Пойдем, Шон, дальше будет легче.
* * *
И она не солгала. Думаю, Огнеглазка редко лгала, чтобы кого-то подбодрить. Возможно, могла солгать по долгу службы. Или младшим сестренкам во время поездки, когда те спрашивали, долго ли еще. Но только чтобы рассеять мою тревогу – вряд ли.
На ближайшей площадке мы еще немного отдохнули, потом двинулись дальше. Огнеглазка опять-таки была права: путь через центр корабля, сколь угодно трудный, был гораздо короче, нежели по его окружности. В шахте еще оставались «дети», но они благоразумно отсиживались в нишах, провожая нас взглядами.
Внизу гравитация наконец стала действовать как положено, и это немного успокаивало. Правда, тревожила вероятность новой встречи с манекенами. В какой-то момент сзади вроде бы мелькнула детская фигурка, юркнула за какую-то дверцу и затаилась. А может, просто почудилось. Я не стал говорить остальным – если бы опасность действительно была, Индиго бы уже среагировал.
Но не успели мы толком отойти от устья шахты, как он вдруг остановился.
Нет, я этого не услышал: Индиго ступал так тихо, что на слух практически невозможно было определить, идет он сзади или нет. Однако за время нашего совместного путешествия я уже как-то подстроился к нему, научился чувствовать. Вот и сейчас ощутил, что его сзади нет. Сразу же остановился, обернулся и увидел, что он застыл посреди коридора, напротив открытой двери в какое-то помещение. Что там внутри, я разглядеть не мог. Синие огни озаряли лицо Посланника, искаженное потрясением, болью и яростью. Так зарево городских огней подсвечивает черные ночные тучи.
Не говоря ни слова, он шагнул через порог.
– В чем дело? – спросила Тамара, но я, не отвечая, поспешил следом.
И обнаружил его в самом центре небольшого зала, среди резервуаров с каким-до древним, неизвестным составом. Он поочередно осматривал их, медленно поворачиваясь на месте. Что же там такое, подумал я, и посветил на ближайший контейнер.
Когда мозг наконец осознал, что плавает в этой мутной жидкости, сердце тяжело и болезненно садануло о ребра.
Во всех контейнерах были законсервированные трупы. И каждый принадлежал Посланнику.
51. Подопытные образцы
Ошибиться было невозможно, даже несмотря на мутную жидкость и такое же стекло. В одном резервуаре к нему прижималось лицо со скулами узнаваемой формы, в другом – характерно узкая ступня. Тела выглядели непривычно хрупкими для существ, способных выжить в вакууме, легко перенести большую кровопотерю и удары тупыми предметами, переломавшие бы ребра, например, мне.
Индиго остановился у ближайшего контейнера. Его огни подсвечивали жидкость внутри, и она казалась голубоватой. Медленно, шаг за шагом, он подходил все ближе и остановился почти вплотную. Жидкость в контейнере медленно циркулировала, и труп, жутковато вращаясь, повернулся профилем к Индиго, будто отражение в зеркале отвернулось.
– Удачные экземпляры, – прокомментировала Тамара.
Индиго даже не дрогнул – в отличие от меня.
– Вот сейчас обязательно глумиться? – не выдержал я.
– Я не глумлюсь, – ответила она, все-таки покосившись на Индиго. – Я говорю как есть. Это действительно удачные экземпляры, иначе зачем было их консервировать?
– Лейтенант Гупта, ваша способность эмоционально абстрагироваться поистине восхищает, – сказал Посланник, по-прежнему неотрывно глядя на профиль и закрытые глаза мертвого собрата в контейнере.
– Странно, что у вас ее нет, – отозвалась Тамара, – это же вроде визитная карточка Посланников?
Ну, нашла что ляпнуть тому, кто смотрит на мертвого сородича. Я направил луч фонарика ей прямо в глаза, а потом подсветил себе лицо, чтобы Тамара хорошо разглядела его красноречивое выражение.
Как и следовало ожидать, ее это ничуть не смутило.
– Он устроил резню в твоем родном городе, – напомнила Тамара, – это что, не повод эмоционально абстрагироваться? Я не пытаюсь вас судить, Индиго, я просто хочу понять.
– Посланники меняются, хоть и медленнее, чем люди, – тихо сказал он. – Многое из того, что произошло, не должно было случиться никогда.
Я не очень понял, что он имел в виду. Глянул на Тамару и обнаружил, что она одновременно обернулась ко мне, аж рот приоткрыв от удивления. Похоже, восприняла его слова совсем иначе, нежели я.
А Индиго все стоял и стоял, неотрывно глядя на контейнер, озаряя голубоватым светом лицо своего мертвого собрата. Для существа, которому несколько сотен лет, он выглядел сейчас очень молодым. И очень одиноким.
– Мара Чжу жалела об этом, – вырвалось у меня. Индиго чуть дернул головой, как будто хотел обернуться, но в последний момент удержался. – В конце концов она поняла, что натворила, и попыталась хоть как-то исправить. Нет, я не считаю, что она правильно поступила, утаив все это. Такие вещи нужно обнародовать. И помнить, как бы тяжко и стыдно ни было. Тогда те ужасы, которые здесь творились, больше никогда не повторятся. Но я хотел… хочу сказать другое: те, кто вас создал, не испытывали к вам ненависти. Нет, они сожалели.
– Мне нет дела до того, что обо мне думали Мара Чжу и другие ученые, – отстраненно