– Я был на кухне, – сказал я. – Обычно я в комнатах.

– Постоянно так получается, – сказал он. – Так они что, взяли и свалили, да? Ты вот на меня посмотри. Я работаю в одиночку. Ну и что скажешь? Возьмешь карточку?

– Возьму, – сказал я.

Я встал и собрал чашки.

– Еще бы! – сказал он. – Вот я – снимаю комнату в центре. Нормально. Езжу на автобусе, отработаю по пригородам, перебираюсь в другой центр. Понимаешь, я о чем? Эй, да у меня тоже когда-то были дети. Совсем как у тебя, – сказал он.

Я стоял с чашками и смотрел, как он пытается встать с дивана.

– Это они мне и устроили, – сказал он.

Я внимательно посмотрел на его крюки.

– Спасибо за кофе и за туалет. Сочувствую.

Он поднял и опустил крюки.

– Покажи, – сказал я. – Покажи сколько. Сними еще меня и дом.

– Ничего не выйдет, – сказал безрукий. – Не вернутся они.

Но я помог ему впрячься в лямки.

– Дам тебе скидку, – сказал он. – Три за доллар. – Он сказал: – Если ниже, это уже в убыток.

Мы вышли на улицу. Он выставил диафрагму. Сказал мне, где встать, и мы приступили к делу. Мы двигались вокруг дома. Методично. Иногда я смотрел в сторону. Иногда прямо перед собой.

– Хорошо, – говорил он. – Хорошо, – говорил он, пока мы не сделали круг и не оказались снова перед входом. – Здесь уже на двадцатку. Хватит.

– Нет, – сказал я. – Еще на крыше, – сказал я.

– Господи боже, – сказал он. Огляделся по сторонам. – Конечно, – сказал он. – Это ж совсем другой разговор.

Я сказал:

– Всем кагалом, все до единого. Свалили, и след простыл.

– Во, глянь! – сказал безрукий и снова поднял свои крюки.

Я зашел в дом и взял стул. Поставил его под гаражную дверь. Но все равно его не хватало. Тогда я подтащил деревянный ящик, взгромоздил его на стул.

На крыше было нормально.

Я встал и огляделся. Помахал, и безрукий помахал в ответ своими крюками.

И тут я их увидел, эти камешки. Будто каменное гнездышко на колпаке над каминной трубой.

Вы пацанов знаете. Знаете, как они зашвыривают камни, надеются, что какой-нибудь провалится в трубу.

– Готов? – крикнул я, взял камень и подождал, пока безрукий возьмет меня в видоискатель.

– О’кей! – крикнул он.

Я занес руку и заорал:

– Давай! – И швырнул эту хренотень изо всех сил.

– Не знаю, – услышал я его крик. – Я в движении не снимаю.

– Еще раз! – завопил я и взял другой камень.

Мистер Кофе и Мистер На-Все-Руки[53]

Повидал я всякого. Собирался к матери, пожить несколько дней. Но только поднялся по лестнице, вижу – она на диване целуется с мужчиной. Стояло лето. Двери настежь. Молотил телевизор. Вот такое я, например, повидал.

Моей матери шестьдесят пять. Она ходит в клуб знакомств. Все равно тяжело. Я стоял, держась за перила, и смотрел, как ее целует мужчина. Она тоже его целовала, и молотил телевизор.

Сейчас как-то стало полегче. Но в те деньки, когда моя матушка отвязывалась, я сидел без работы. Дети мои сбрендили, моя жена сбрендила. Тоже отвязывалась. Парень, которому она давала, был безработный инженер по аэрокосмической технике; они познакомились на собрании Анонимных алкоголиков. Он тоже был с приветом.

Его звали Росс, и у него было шестеро детей. Хромой, потому что первая жена в него стреляла.

Не знаю, о чем мы только думали в те дни.

Вторая жена этого типа пришла и ушла, но стреляла в него первая за то, что задерживал алименты. Теперь-то я желаю ему только хорошего. Россу. Вот же имечко! Но тогда все было по-другому. В те времена я угрожал оружием. Говорил жене: «Куплю-ка я, наверно, „смит-вессон“». Да так и не купил.

Росс был небольшого роста. Но не то чтобы совсем маленького. Носил усы и всегда был в пуловере на пуговицах.

Одна жена его как-то посадила. Это уже вторая. Я узнал от своей дочери, что моя жена внесла за него залог. Моей дочери Мелоди это нравилось не больше, чем мне. В смысле этот залог. Не потому, что Мелоди переживала за меня. Ни я, ни мать ее не волновали. Просто речь шла о серьезных деньгах, и, если что-то уходит на Росса, Мелоди достается меньше. Так что Росс был у Мелоди на плохом счету. К тому же ей не нравились его ребятишки и что их так много. Хотя в целом Мелоди считала, что Росс вполне себе ничего.

Он как-то раз ей даже гадал.

Этот Росс все время что-нибудь чинил теперь, когда остался без работы. Но я как-то поглядел с улицы на его дом. Полный бардак. Кругом хлам. Во дворе два раздолбанных «плимута».

Когда у них все только начиналось, моя жена заявила, что он коллекционирует старинные автомобили. Это ее слова – «старинные автомобили». А на самом деле просто утиль.

Я его раскусил. Мистер На-Все-Руки.

Но было у нас кое-что общее – у меня с Россом, – и не только одна женщина. Например, он не мог починить телевизор, когда тот сходил с ума и у нас не было картинки. Я тоже не мог. Звук идет, а картинки нет. Если надо было узнать новости, мы садились вокруг пустого экрана и слушали.

Росс и Мирна познакомились, когда Мирна пыталась бросить пить. Она ходила на собрания раза три-четыре в неделю. Сам я то ходил, то не ходил. Но когда Мирна повстречалась с Россом, я не ходил и пил по бутылке в день. Мирна ездила на собрания, а после заезжала домой к Мистеру На-Все-Руки: готовила ему и убирала. От деток его в этом смысле толку не было. Никто и палец о палец не хотел ударить в доме у Мистера На-Все-Руки, кроме моей жены, когда она там бывала.

Все это творилось не очень давно, года три назад. Такие уж это были дни.

Я оставил мать с мужчиной на диване и сколько-то колесил по улицам. Когда я вернулся домой, Мирна сварила мне кофе.

Она пошла на кухню его варить, я подождал, услышал, как она наливает воду, и полез под диванную подушку за бутылкой.

Может, Мирна его и вправду любила. Но у него было кое-что на стороне – двадцатидвухлетняя штучка по имени Беверли. Мистер На-Все-Руки неплохо устроился для коротышки в пуловере на пуговицах.

Ему было лет тридцать пять, когда он пошел под откос. Потерял работу, взялся за бутылку. Я посмеивался над ним при удобном случае. А теперь больше не посмеиваюсь.

Бог тебя спаси и сохрани, Мистер На-Все-Руки.

Он рассказывал моей дочери Мелоди, что работал над лунными запусками. Говорил, что с астронавтами дружит. Обещал познакомить с астронавтами, когда те