Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И именно в память о ней я сочинил эту песню, музыку и слова, когда ее хозяин Ибн-Гамин отправился в паломничество, взяв с собой ее и других рабов своих.
О Ибн-Гамин! Ты губишь меня, несчастного влюбленного!
Ты предлагаешь мне выпить две ужасные горечи:
колоквинт[91] и понтийский абсент[92].
О погонщик верблюдов из Йемена, о зловещий!
Ты сломил меня!
И жизнь теперь течет совсем иначе,
она словно растоптана диким буйволом.
Но душевная боль и судьба моя все равно несравнимы
с судьбой другого поклонника Голубой певицы,
Язида ибн Ауфа, менялы.
И однажды хозяин Саламы пришел к ней и сказал:
— О Голубая, скажи, из всех тех людей, кто любил тебя безрезультатно, был ли кто-либо, кто добился от тебя тайного свидания или поцелуя? Скажи, не скрывая от меня правды.
И на этот неожиданный вопрос Салама, опасаясь, что ее хозяину рассказали недавно о какой-нибудь маленькой вольности, которую она позволила себе в присутствии нескромных свидетелей, ответила:
— Нет, конечно, никто никогда ничего не получал от меня, кроме разве менялы Язида ибн Ауфа, который обнял меня всего один раз. Кроме того, я согласилась поцеловать его, потому что в обмен на этот поцелуй он вложил мне в рот две великолепные жемчужины, которые я продала за восемьдесят тысяч драхм.
И, выслушав это, хозяин Саламы ответил:
— Хорошо.
И он не добавил ни слова, хотя чувствовал, как ревнивый гнев проникает в его душу. И он стал преследовать Язида ибн Ауфа, пока однажды не настиг его и не заставили его умереть под ударами плетей.
Что же касается обстоятельств, при которых Язид получил этот уникальный и роковой для него поцелуй Голубой певицы, то вот они. Однажды я, как обычно, шел к Ибн-Гамину, чтобы дать Голубой урок пения, когда по дороге встретил Язида ибн Ауфа. И после приветствия я спросил его:
— Куда ты идешь, о Язид, такой разодетый?
И он ответил:
— Я иду туда же, куда и ты.
И я ответил:
— Отлично! Пошли!
И когда мы прибыли и вошли в дом Ибн-Гамина, мы сели в зале для собраний. И вскоре появилась Голубая, наряженная в оранжевую мантию и великолепное красное платье. И нам показалось, что мы увидели яркое солнце, встающее с ног до головы великолепной певицы. И за нею следовала молодая рабыня, несшая теорбу.
И Голубая пела под моим руководством в новой манере, которой я научил ее. И ее голос был богатым, глубоким и трогательным. В какой-то момент ее хозяин извинился перед нами и оставил нас одних, чтобы пойти и распорядиться о еде. И Язид, охваченный любовью к певице, подошел к ней, моля о любви глазами. И она, казалось, оживилась и, продолжая петь, посмотрела на него, и в ее взгляде был ответ. И Язид, опьяненный этим взглядом, провел рукою по одежде своей и достал две великолепные жемчужины, которым не было равных среди им подобных, и он сказал Саламе, которая на мгновение замолчала:
— Смотри, о Голубая! За эти две жемчужины я заплатил сегодня шестьдесят тысяч драхм. И если бы ты захотела, они стали бы твоими.
И она ответила:
— И что ты хочешь, чтобы я сделала, чтобы доставить тебе удовольствие?
И он ответил:
— Я хочу, чтобы ты спела для меня.
Тогда Салама, подняв руку ко лбу в знак согласия, настроила инструмент и спела следующие строки своего сочинения на свою же музыку в ритме, который имеет такое глубокое воздействие:
Салама Голубая ранила мое сердце,
и эта рана вечна, как вечно само время.
Ее не закрыть и не вылечить, потому что
любовные раны в глубине сердца вечны.
Салама Голубая ранила мое сердце, —
о мусульмане, придите мне на помощь!
И, спев эту прекрасную песню, положенную на нежную мелодию, она добавила, глядя на Язида:
— Ну а теперь дай мне то, что ты можешь дать!
И он ответил:
— Конечно, как скажешь, все, что ты хочешь. Но послушай, о Голубая. Я поклялся клятвой, которая связывает мою совесть — а каждая клятва священна, — что я передам эти две жемчужины только своими устами твоим устам.
И при этих словах Язида рабыня Саламы возмущенно поднялась и подняла руку, чтобы увещевать влюбленного. Однако я остановил ее и сказал, чтобы отвлечь от вмешательства в это дело:
— Успокойся, о юная девушка, и оставь их! Как видишь, они словно на рынке, и каждый из них хочет получить для себя прибыль с наименьшими потерями. Оставь их!
Что же касается Саламы, то она засмеялась, когда услышала, что Язид выразил свое желание. И вдруг, решившись, сказала ему:
— Ну ладно! Дай мне жемчуг, как ты хочешь!
И Язид встал на корточки и так пошел к ней, с двумя прекрасными жемчужинами во рту, между губ своих. А Салама, издавая тихие боязливые возгласы, стала отступать, натягивая на себя накидку и уклоняясь от Язида. И она побежала вправо, влево, вернулась, запыхавшись, тем самым спровоцировав новые покушения со стороны Язида. И эта игра длилась довольно долго. Однако, поскольку все еще было необходимо завоевать жемчуг на принятых ею условиях, Салама сделала знак своей рабыне, которая внезапно бросилась на Язида и крепко схватила его за оба плеча, удерживая на месте. И Салама, доказав всей этой кутерьмой, что победила, подошла к нему сама и, немного сбитая с толку и с испариной на лбу, попробовала взять своими красивыми губами великолепные жемчужины изо рта Язида, который, отдавая, обменял их на поцелуй. И как только жемчужины оказались у нее в руках, Салама сказала Язиду, смеясь:
— Клянусь Аллахом! Ты потерпел поражение во всех смыслах, мой меч пронзил тебя!
А Язид ответил:
— Клянусь твоей жизнью, о Голубая, я побежден, но меня это не беспокоит! Восхитительный аромат, который я собрал с губ твоих, останется в моем сердце, пока я живу на свете, как самый восхитительный запах на земле!
Да пребудет милосердие Аллаха с Язидом бен Ауфом! Он умер мучеником любви.
А затем богатый молодой человек сказал:
— А теперь послушайте пример тофаилизма. И вы знаете, что наши арабские отцы-основатели понимали под этим словом, происходящим от имени гурмана Тофаила, привычку, когда некоторые люди устраивали себе пиры, во время которых поглощали всевозможную еду и напитки без разбора.
НАХЛЕБНИК
Говорят, что эмир правоверных