В этот момент своего повествования Шахерезада заметила, что наступает утро, и скромно умолкла.

А когда наступила

ДЕВЯТЬСОТ ВОСЕМЬДЕСЯТ ТРЕТЬЯ НОЧЬ,

она сказала:

Затем аль-Хади сказал меченосцу Масруру:

— Немедленно пойди к моему брату аль-Рашиду и принеси мне его голову!

И, услышав эти слова, которые были смертным приговором тому, в адрес кого они произносились, Масрур был ошеломлен и словно громом поражен. И он прошептал:

— Мы принадлежим Аллаху, и все мы вернемся к Нему.

И он наконец вышел от халифа, шатаясь, как пьяный.

И он пошел, находясь на пределе возбуждения, чтобы найти принцессу аль-Хайзуран, мать Мусы аль-Хади и Гаруна аль-Рашида. И она увидела его, сбитого с толку и расстроенного, и спросила его:

— Что случилось, о Масрур? Почему ты появился здесь в этот час, так поздно ночью? Скажи мне, что с тобой?

И Масрур ответил:

— О госпожа моя, нет прибежища и силы, кроме как во Всевышнем Аллахе! Вот наш господин халиф аль-Хади, сын твой, только что отдал мне такой приказ: «Немедленно иди к моему брату аль-Рашиду и принеси мне его голову».

И аль-Хайзуран, услышав эти слова меченосца, исполнилась трепета, и ужас спустился в ее душу, и горькие чувства охватили сердце ее. И она опустила голову и на мгновение задумалась, затем сказала Масруру:

— Скорее пойди к моему сыну аль-Рашиду и приведи его сюда!

И Масрур ответил, что слушает и повинуется, и ушел.

И он вошел в комнату Гаруна. А Гарун к этому времени уже был раздет и лежал в постели, его ноги были под одеялом. И Масрур быстро сказал ему:

— Встань во имя Аллаха, о мой воспитанник, и немедленно пойдем со мною к госпоже, твоей матери, она зовет тебя!

И аль-Рашид встал и, наскоро одевшись, прошел с Масруром в покои Сетт Хайзуран. И как только она увидела своего любимого сына, встала, подбежала к нему, поцеловала его и, не говоря ни слова, затолкала его в маленькую потайную комнату, дверь которой она закрыла за ним, а он не стал даже протестовать или просить объяснений.

И после этого Сетт Хайзуран послала за главными людьми дворца халифа. И когда все они собрались в ее покоях, она сказала им из-за шелковой занавески гарема следующее:

— Я прошу вас во имя Всевышнего и во имя Его благословенного пророка, скажите, слышали ли вы когда-нибудь, что мой сын аль-Рашид имел какое-либо попустительство, отношения или связи с врагами власти халифа или с зиндиками[96] или что он когда-либо пытался совершить хоть малейшую попытку неповиновения или восстания против своего правителя аль-Хади, моего сына и вашего повелителя?

И все единогласно ответили:

— Нет, никогда.

И Хайзуран немедленно продолжила:

— Знайте же, что в этот час мой сын аль-Хади посылает принести голову своего брата аль-Рашида. Вы можете объяснить мне причину этого?

И все были так потрясены и изумлены, что никто не осмелился произнести ни слова. Но визирь Рабиа встал и сказал меченосцу Масруру:

— Иди сейчас же и предстань между рук халифа! И когда он увидит тебя, спросит: «Ты закончил?», а ты ответишь ему: «Твоя любимая аль-Хайзуран, мать твоя, жена твоего покойного отца аль-Махди, мать брата твоего, увидела меня, когда я бросился к аль-Рашиду, она остановила меня и оттолкнула. И вот я перед тобой, так и не сумевший выполнить твой приказ».

И Масрур вышел и сразу пошел к халифу.

И как только аль-Хади увидел его, он сказал ему:

— Ну что? Где то, о чем я просил тебя?

И Масрур ответил:

— О господин мой, принцесса Хайзуран, моя госпожа, видела, как я бросился на твоего брата аль-Рашида; она остановила меня, и оттолкнула меня, и помешала мне выполнить мою миссию.

И халиф, находясь на грани негодования, встал и сказал Ишаху и певице Гайде:

— Оставайтесь здесь, где сидите, пока я не вернусь!

И он пришел к матери своей Хайзуран и увидел всех сановников и эмиров, собравшихся у ее дома. И принцесса, увидев его, поднялась;

и все люди, которые были в зале, тоже встали. И халиф, повернувшись к своей матери, сказал ей задыхающимся от гнева голосом:

— Почему, когда я что-то хочу и приказываю, ты противишься моим желаниям?

И Хайзуран воскликнул:

— Да сохранит меня Аллах, о эмир правоверных, от противодействия любому твоему желанию! Но я только хочу, чтобы ты мне сказал, почему ты требуешь смерти моего сына аль-Рашида. Это твой брат и твоя кровь, он подобен тебе душой и наследием отца твоего.

И аль-Хади ответил:

— Раз ты хочешь это знать, знай, что я хочу избавиться от аль-Рашида из-за сна, который мне приснился прошлой ночью и который наполнил меня ужасом, ибо в этой комнате я увидел аль-Рашида, сидящего на троне вместо меня. А рядом с ним была моя любимая рабыня Гайда, и он пил и играл с ней. И я, любящий свою власть, трон и свою фаворитку, не хочу больше бесконечно видеть рядом этого опасного соперника, пусть он и брат мой.

И Хайзуран ответил ему:

— О эмир правоверных, это всего лишь иллюзия и ложь сна, это дурное видение, вызванное острой пищей. О сын мой, сон редко бывает реальностью.

И она продолжала так с ним разговаривать, одобряемая взглядами сановников. И она делала это так хорошо, что ей удалось наконец успокоить аль-Хади и развеять его опасения. А затем она позвала аль-Рашида и заставила его дать клятву, о которой он никогда и не помышлял, что у него нет ни малейшего замысла восстать против власти халифа и что он никогда не предпримет таких попыток.

И после всех этих объяснений гнев аль-Хади улетучился. И он вернулся в купол, где оставил свою любимую Гайду с Ишахом. И он отпустил музыканта и остался наедине с прекрасной Гайдой, чтобы развеяться, возрадоваться и позволить себе проникнуться смешанными наслаждениями ночи и любви. И вдруг он почувствовал резкую боль в ступне. И он тут же приложил руку к больному, зудящему месту и потер его. И через несколько мгновений там образовалась небольшая опухоль, которая быстро выросла до размера лесного ореха. И она стала невыносимо зудеть. И он снова потер ее, а она увеличилась до размера грецкого ореха и в конце концов лопнула. И сразу же аль-Хади упал навзничь мертвый.

А причина всего этого заключалась в том, что Хайзуран в те несколько мгновений, пока халиф оставался с нею после примирения, дала ему выпить тамариндового шербета, в котором содержалось веление судьбы.

И первым о смерти