аль-Валид ибн Язид[93], часто наслаждался жизнью в компании известного гурмана, любителя хороших и разнообразных блюд, которого звали Тофаил Застольник и чье имя с тех пор использовалось для характеристики нахлебников, появляющихся на свадьбах и пиршествах. Этот Тофаил, кроме того, что был гурман, был умным, образованным и умеющим пошутить человеком, который за словом в карман не лез. Кроме того, его мать была осуждена за супружескую измену. И именно он создал несколько коротких практических правил для нахлебников:

Кто бы ни пригласил тебя на хорошее свадебное застолье,

старайся не оглядываться направо и налево

с неуверенным видом.

Входи решительно и выбирай лучшее место,

ни на кого не глядя, чтобы приглашенные подумали,

что ты персона первостепенной важности.

Если прислуга угрюма и нерасторопна, сделай ей выговор,

и пусть она знает свое место.

Усевшись перед скатертью, набрасывайся на еду и питье

и налегай на роти[94] больше, чем на прочее.

С фаршированными цыплятами и с мясом расправляйся

быстро, пусть твои пальцы будут острее стали.

Таков был кодекс поведения, установленный Тофаилом для переработки угощений в городе Куфе. И по правде говоря, Тофаил был отцом этих сокрушителей еды и венцом нахлебников.

Но на этом месте своего повествования Шахерезада увидела, что приближается утро, и скромно приостановила свой рассказ.

А когда наступила

ДЕВЯТЬСОТ ВОСЕМЬДЕСЯТ ВТОРАЯ НОЧЬ,

она сказала:

Таков был кодекс поведения, установленный Тофаилом для переработки угощений в городе Куфе. И по правде говоря, Тофаил был отцом этих сокрушителей еды и венцом нахлебников.

И вот один из тысячи эпизодов из его жизни. Один житель города пригласил своих друзей, чтобы отведать вместе с ними блюдо из прекрасно приготовленной рыбы. И вот в дверях послышался всем известный голос Тофаила, говорящего с рабом-привратником.

И тогда один из гостей воскликнул:

— Да сохранит нас Аллах от этого сокрушителя еды! Вы все знаете невероятные способности Тофаила, поэтому давайте поспешим уберечь этих прекрасных рыб от его зубов — спрячем их в углу комнаты, оставив на подносе только очень маленьких рыбок. И когда он съест маленьких, поскольку есть ему будет больше нечего, он уйдет, а мы будем лакомиться большой рыбой.

И поспешно большая рыба была отложена в сторону. И затем вошел Тофаил и, непринужденно улыбаясь, бросил всем: «Салам!» И, услышав в ответ: «Бисмиллах!», он протянул руку к подносу, но, увы, там были только никчемные недоростки. И гости, радуясь своей задумке, сказали ему:

— Эй! Господин Тофаил, что ты думаешь об этих рыбах? Кажется, это блюдо тебе не нравится.

Он же ответил:

— Уже долгое время я в плохих отношениях с рыбным семейством, я очень зол на них, потому что мой бедный отец, который утонул в море, был ими съеден.

И гости сказали ему:

— Хорошо, теперь у тебя есть прекрасная возможность отомстить за своего отца, съев этих малышек.

И Тофаил ответил:

— Вы правы, но подождите! — И он схватил одну из рыбок и поднес ее к уху. А его ненасытный глаз нахлебника уже заметил отодвинутый в угол комнаты поднос с большой рыбой. И вот, казалось бы, внимательно прислушавшись к маленькой жареной рыбке, он внезапно воскликнул: — Вот это да! Знаете, что мне только что сказал этот малыш из мальков?

И гости ответили:

— Нет, клянемся Аллахом! Откуда нам знать?

И Тофаил сказал:

— Ну знайте тогда, что он сказал мне следующее: «Я не был свидетелем смерти твоего отца, — да пребудет он в милости Аллаха! — да я и не мог этого видеть, поскольку я слишком молод, меня тогда и на свете не было». Затем он прошептал мне на ухо следующие слова: «Возьми лучше ту красивую большую рыбу, которая спрятана в углу, и отомсти за себя, ибо это и есть одна из тех, что когда-то набросились на твоего покойного отца, и именно они его и съели».

Услышав эти слова Тофаила, гости и хозяин дома поняли, что их хитрость была разгадана нахлебником. И они поспешили подать прекрасную рыбу Тофаилу и сказали ему со смехом:

— Ну съешь ее тогда поскорее и пусть она вызовет у тебя несварение желудка!

Затем молодой человек сказал своим слушателям:

— А теперь послушайте печальную историю прекрасной рабыни судьбы.

ВЕЛЕНИЕ СУДЬБЫ

Летописцы и хронисты рассказывают, что третий из аббасидских халифов, эмир правоверных Мухаммед ибн Мансур аль-Махди[95], умирая, оставил трон своему старшему сыну Мусе аль-Хади, которого он не любил и к которому даже испытывал сильное отвращение. Однако он ясно дал понять, что после смерти аль-Хади непосредственным преемником власти должен стать его любимый сын Гарун аль-Рашид, а не старший сын аль-Хади.

Но когда аль-Хади был провозглашен эмиром правоверных, он начал с растущей завистью и подозрением наблюдать за своим братом Гаруном аль-Рашидом, и он сделал все, что мог, чтобы лишить Гаруна права на наследство. Однако мать Гаруна, проницательная и преданная аль-Хайзуран, никогда не переставала пресекать все интриги, направленные против ее сына. И в конечном итоге аль-Хади возненавидел ее, как собственного брата, и он смешивал их обоих в одном своем злобном чувстве и только и ждал возможности заставить их исчезнуть.

И вот однажды аль-Хади сидел в своих садах под богатым куполом, поддерживаемым восьмью колоннами, у которых было четыре отверстия, и каждое из них выходило на одну из точек в небе. У его ног сидела его любимая прекрасная рабыня Гайда, которой он владел всего сорок дней. И еще рядом был музыкант Ишах ибн Ибрагим из Мосула. И любимица аль-Хади в этот момент пела под аккомпанемент самого Ишаха. И халиф подрагивал от удовольствия ногами, так ему было приятно. Наступала ночь, и луна взошла между деревьями, и вода журчала в тени под деревьями, и порывы ветра мягко вторили ей.

И вдруг халиф, потемнел лицом и нахмурился. И вся его веселость исчезла, и мысли его стали черными, как осадок на дне чернильницы. И после долгого молчания он сказал глухим голосом:

— У каждого своя судьба. И ничто не остается, кроме жизни вечной. — И он снова погрузился в зловещее молчание, которое внезапно прервал, воскликнув: — Скорее позовите сюда Масрура, меченосца!

А именно этот Масрур, исполнитель мести и гнева халифа, был опекуном аль-Рашида в детстве и носил его на руках и на плечах своих. И вскоре он прибыл и предстал перед аль-Хади, который сказал ему:

— Немедленно пойди к моему брату