слышать из твоих уст подобных расистских заявлений, или я велю придворным швеям зашить тебе рот.

Царица покраснела и отшатнулась, словно ее ударили по лицу, но не дала волю языку.

В завершение праздничного вечера гопи, четко следуя указаниям царя, разыграли во внутреннем дворике дворца Рас-Лилу, танцевальную драму. Несмотря на то что ей было отказано в этой роли в жизни, Зерелде Ли досталась главная роль, Радха, и в своем выступлении она показала, что ее таланты танцовщицы соперничают даже с ее мастерством владения мечом. То, как кокетливо она приближалась к царю, а затем внезапно отстранялась от него, отразилось в ее новом имени, которое стали использовать при дворе. В своей посвященной событиям той ночи поэме поэт Дхурджати назвал ее “неуловимой танцовщицей”. Вот как я буду удерживать тебя, – говорила она своим танцем Кришнадеварайе, – я буду выскальзывать из твоих объятий всякий раз, как ты подумаешь, что поймал меня, и этим заставлю тебя желать меня еще отчаяннее, чем прежде. Тирумала Деви, понимавшая, что неспособна продемонстрировать такие же гибкость и вожделение и исполнить столь эротически мощный номер, осознала в этот момент, что Зерелда Ли обладает гораздо большим, чем она сама, Блаженным Могуществом, и захотела покинуть дворик, однако протокол предписывал ей остаться и наблюдать, как ее врагиня соблазняет ее мужа на ее же собственных глазах.

Фейерверки были подарком, который сделал Биснаге еще Доминго Нуниш, и к настоящему времени мастерство их изготовителей возросло настолько, что они могли запускать в полуночные небеса изображения огненных монстров, огнедышащих драконов, которые сражались с богом и были им повержены, и гигантские – во все небо – изображения Кришны и Радхи, оказывающихся все ближе друг другу в пылких, но нежных объятиях. Когда последняя картина была показана, царь поднялся и поблагодарил всех, кто развлекал его.

– Это лучший день рождения из всех, что я помню, – сказал он и удалился один, бросив разъяренную Тирумалу Деви и ее не менее возбужденную мать Нагалу на произвол судьбы. В их глазах плясали драконы фейерверков, а также кружились демоны.

– Ты слышала это? – поинтересовалась Тирумала у матери. – Он воображает, будто это на самом деле его день рождения, как будто он на самом деле бог Кришна, а не смертный человек. Неужели он действительно думает, будто он – сошедший на землю великий бог?

– Боюсь, моя дорогая, – отвечала ей мать, даже не попытавшись понизить голос, так что ее слова услышали все собравшиеся при дворе, – что твой эксцентричный супруг, великий Кришнадеварайя, похоже, немного сошел с ума.

К ним подошел Великий министр Тиммарасу.

– Неразумно, дамы, делать столь неблагоприятные замечания в столь благоприятный день. Советую вам отправиться в свои покои и помолиться там о прощении. Уверен, царь, будучи человеком великодушным – а он такой и есть, – не оставит ваши молитвы неуслышанными.

Две женщины удалились во дворец. Позже некоторые из присутствовавших утверждали, что слышали, как мать говорила дочери:

– Кроме молитвы, у нас есть и другие средства достичь наконец желаемого.

Однако тому нет ни доказательств, ни подтверждений.

Зерелда Ли не ошибалась (пишет Пампа Кампана),

Когда сказала, что ей следует быть осторожней

С тем, что она ест.

Ибо пища – главное средство поддерживать жизнь —

Может стать тем, что поддержит ее конец,

Если эта пища окажется в неправильных руках.

Первой жертвой отравления во дворце Биснаги стал придворный поэт – или это Пампа Кампана решила, что так было, и в своей книге возложила ответственность за его смерть на Нагалу Деви и Тирумалу Деви, несмотря даже на то, что любовь к поэзии была единственным, что объединяло Кришнадеварайю и Тирумалу Деви. Кришнадеварайя назначил на почетные придворные должности так называемых “Восьмерых Слонов”, искусных поэтов, чей гений достигал небес, как любил выражаться царь. В их число входили двое мастеров, Алласани Педдана и Тенали Рама, обреченный стихотворец Дхурджати и сам Кришнадеварайя, хотя некоторые видели в этом свидетельство все сильнее и сильнее присущих царю нескромности и высокомерия. Кроме того, в составе своей свиты Тирумала Деви привезла в Биснагу некоего Мукку Тимману, чье имя означало “Носовоспеватель Тиммана”, поскольку самым известным его стихотворением было то, о котором мы уже упоминали ранее, – ода красоте женского носа, благодаря которой у Тирумалы Деви появились основания считать, что сомнительный нос на самом деле является выдающимся достоинством ее лица. Кришнадеварайя согласился включить Мукку Тимману в свой пантеон живых, несмотря на благоприятные свойства числа семь, и потому Слонов стало Восемь, а не семь.

Вскоре умер Дхурджати – он схватился за живот после съеденного в своих личных покоях ужина, после чего был найден мертвым; его руки все еще сжимали живот, а в уголках губ пузырилось немного пены. Никто не хотел признать, что он был убит – кто мог захотеть лишить жизни столь универсально любимого всеми человека? – так что совет из медиков пришел к заключению, что нечто взорвалось у него внутри, выпустив смертельную дозу токсических веществ. Подобные вещи случаются, это очень грустно, но сделать тут ничего нельзя. После этого Слонов снова стало Семь. Особо суеверные могли бы с легкостью поверить, что восьмой слон оказался противным естественному порядку вещей, который и принял меры, чтобы вернуть все на свои места.

Пампа Кампана вспоминала последнюю работу Дхурджати, это прекрасное, длинное стихотворное ожерелье, в котором он воспевал ночь празднования Гокулаштами, когда Зерелда Ли – “неуловимая танцовщица” – танцевала перед царем и вызвала этим гнев старшей царицы. Могло ли быть, спрашивала она себя, что страшная месть настигла поэта за то, что он превознес неправильную царицу, ту, что младше и не знает своего места? Был ли это предупредительный выстрел, сигнал, посланный Зерелде Ли затем, чтобы она перестала перегибать палку и раз и навсегда смирилась со своим второстепенным статусом? Передаваемая шепотом фраза “Мадам Яд” все еще летала по базару, и после смерти Дхурджати ее стали произносить чуть более громким шепотом. Пампа Кампана начинала верить, что это так. Однако в то время ей еще было сложно пойти к царю и открыто обвинить его старшую царицу.

У царя, однако, были и свои собственные подозрения.

Вскоре выяснилось, что Тирумала Деви воинственно настроена не только к Младшей Царице Зерелде Ли, но и ко всей труппе суррогатных гопи. Твердым шагом зашла она в залы удовольствий зенаны, чтобы предстать перед царем во время его ежедневных забав. Младшие жены испугались ее прихода.

– Это второсортный рай, это подобие Рощи Тулси, что это вообще? – настойчиво вопрошала Тирумала Деви. – Возможно, это твоя любовь к мусульманской