проделав это все сама, без помощницы, словно непослушный ребенок, и подумала, что только в раннем детстве, когда еще были живы мать и младший брат, она в последний раз чувствовала себя дома. Эти воспоминания не были оттенены грустью – они были ее прибежищем, ее скрытой бухтой, местом, где ее никто никогда не предавал.

Босиком она дошла до двери Дома герцога, открыла и побрела к выходу. Небо было ясным, и день точно будет чудесным. Мокрая трава под ногами давала почувствовать себя живой и бодрой, куда сильнее, чем за все последние месяцы. Она вышла за железные ворота, закрыла их за собой, не оглянувшись. Пересекла узкую заасфальтированную дорожку и вошла в парк, где был установлен памятник маркизу де Комильяс. Миновала главную аллею, песчаную, усыпанную сосновыми иголками. Прошла еще немного, даже не взглянув на помпезный памятник, и села на деревянную скамью, обращенную к кладбищу Комильяса. Справа от скамьи на скромном постаменте возвышался массивный каменный крест.

Она с наслаждением смотрела на открывающиеся виды: внизу простирались поля, а дальше – бесконечное, живое, вечное море. Там, внизу, под защитой потрясающей красоты ангела, охранявшего кладбище, спал Луис. Ее Луис. Может, она его идеализировала, но лишь память о нем озаряла ее существование. Воспоминание о другой жизни, которой не случилось – то ли по ее собственной воле, то ли по воле демона, неотступно следовавшего за ней. После той встречи в Убиарко, когда они попрощались навсегда, их дороги пересекались едва ли с полдюжины раз, хотя жили они в одном городе. Глядя на Луиса при тех редких встречах, она так и не смогла понять, обрел ли он счастье, но, по крайней мере, ей казалось, что он обрел покой и совесть у него чиста. Это немало. Он умер почти десять лет назад, и когда Хана об этом узнала, она вдруг почувствовала себя самой несчастной вдовой во всем мире – безутешной, бесприютной, неспособной раскрыть истинную причину своей ненависти к жизни и к смерти.

С тех пор она много раз тайно навещала его, сидя вот так, на этой скамейке, – не вызывая подозрений, не плодя сплетни, не спускаясь на само кладбище. Ей так хотелось присоединиться к нему, спастись от демона, с которым не умела совладать. Хана вынула из кармана таблетку цианистого калия, которую хранила столько лет. Она надеялась, что таблетка подействует. В послевоенные годы она участвовала в охоте на нацистов, в ее арсенале была целая коллекция ядов, оружия и секретных документов. Она прожила неплохую жизнь, пусть и очень одинокую. От самого авантюрного периода в жизни, когда они охотились на немцев в Южной Америке, у нее сохранились некоторые привычки: никогда не садиться спиной к двери, а в отеле всегда просить номер на первом этаже – на случай, если придется бежать. Сколько же у нее было разных маний, у этой сумасшедшей старушенции, уставшей от мира, что равнодушно продолжит вращаться, мгновенно позабыв о ней.

Хана подумала о дочери. Поймет ли та ее письмо? Как бы то ни было, Клара сможет жить своей жизнью. Она также оставила коротенькую записку на ночном столике, в которой изложила свою последнюю волю, – ее приводила в ужас сама мысль о том, что ее скрюченное тело может попасть на анатомический стол для вскрытий. Она просто хотела обрести покой и похоронить демона вместе с собой.

Она вспомнила Оливера. Едва тот вошел, она чуть было не лишилась чувств. Как можно не увидеть столь очевидное доказательство?

Она вновь взглянула на каменного ангела, с такого расстояния его черты были плохо различимы, но она знала их наизусть. Безмозглые туристы, начитавшиеся путеводителей, называли его Ангелом-хранителем, который якобы охраняет тех, кто дремлет у его ног, под защитой его раскинутых крыльев. Но она-то знала, что это совсем другой ангел – Аваддон, Ангел смерти, он вышел из бездны, чтобы вершить суд над теми, кто избрал ложный путь, и забрать их в свое царство. Она подумала, что на самом деле никогда не причиняла зла намеренно, и на секунду засомневалась, который из двух ангелов придет за ней – хранитель или губитель, воплощение дьявола. Улыбнулась, принимая худший из вариантов, и отогнала ужас, на миг сдавивший ей грудь. Забормотала, будто странную последнюю молитву, слова, прочитанные ею в последней книге Нового Завета, Откровении: Пятый Ангел вострубил, и я увидел звезду, падшую с неба на землю, и дан был ей ключ от кладязя бездны. Царем над собою она имела ангела бездны; имя ему по-еврейски Аваддон, а по-гречески Аполлион[18].

Больше времени она не теряла. Власть Аваддона над ее жизнью должна закончиться и умереть вместе с ней, потому что она знала, что демон связан с ее плотью, ее разумом, ее душой. С самого детства ее сопровождал не кто иной, как ангел бездны. Она знала, что смерть будет практически мгновенной. Проглотила таблетку и улыбнулась. Она готова. Ангел повернулся и посмотрел на нее. Рассек воздух каменными крыльями и пришел за ней. Такой величественный и пугающий. Это происходит на самом деле? Или это предсмертный бред? До Ханы донесся аромат фенхеля, растущего на склонах горы Масера-де-Кастийо, и она ощутила, что наконец-то возвратилась домой. Ангел обхватил ее своими огромными крыльями, и она не смогла понять, кто пришел за ней – ангел-хранитель или же Аваддон из бездны. Но тут нечто новое, какой-то свежий аромат, почти неуловимый, наполнил все ее тело, успокоил, и она перестала думать и перестала бояться, а мир вдруг обратился в тишину и мрак.

Ночь вселяет особые ожидания.

Жаклин Кэри (1964)

Закат выдался особенно сценический. Оливера не было дома – он пошел прогуляться по тропинке, ведущей от виллы к маяку Суансеса, стоявшему на самом краю этого небольшого полуострова, рядом со старинными береговыми укреплениями Эль-Торко. Проведя вечер в библиотеке в надежде найти отголоски прошлого, Оливер наткнулся на информацию о том, что на маяке в гражданскую войну проводились расстрелы, а тела сбрасывали со скалы. Интересно, как далеко может зайти человек в своей жестокости? Понимая, что прогулка займет от силы минут десять, Оливер шагал медленно, радуясь, что сбежал от толпы криминалистов, наводнивших хижину. Там фотографировали каждый квадратный сантиметр, засыпали всю террасу порошком и елозили по нему щетками, чтобы снять отпечатки следов человека, который пытался запугать Оливера, облив его жилище бензином. Поскольку поджога не произошло, было ясно, что задумывалось это не как покушение, а как предупреждение.

Спасибо хоть к полудню журналисты от него отстали.