В тот вечер, когда за окном барабанил дождь, а они сидели рядышком на бархатном диване в уютной гостиной и, тесно прижавшись друг к другу, смотрели, как пляшет в камине огонь, Алексей вдруг сказал ей:

– Я думал о нас там, когда бывало затишье. Мне следовало бы сначала отписать твоему отцу, как положено, а потом уж, получив его согласие, говорить с тобой. Но я знаю, что оба родителя твои мертвы, и старший брат, который мог бы заменить их, – тоже. Мне остается только сказать тебе напрямую: я счел бы за великое счастье, если бы ты согласилась стать моей женой…

– Но у вас в России нельзя выйти замуж, если у тебя нет приданого, – выговорила Анжелика. Почему-то именно эта мысль первой пришла ей в голову, когда она услышала предложение Алексея. – А я… я не знаю, что осталось у меня во Франции. Твоя матушка не даст согласия на бесприданницу. – Она повернулась, ее темно-карие глаза лучились, а на щеках вспыхнул нежный румянец.

– Моя матушка, конечно, дама строгих правил, – улыбнулся Алексей, гладя ее волосы. – Начнем с того, что, если ты примешь мое предложение, нам предстоит венчаться в церкви. А не расписываться, как делали у вас в республике. А значит, тебе придется принять православие…

– Со времени революции мы, французы, отучились много думать о Боге, – легко ответила она, – так что такое препятствие меня не пугает.

– А что до приданого – матушка будет довольна, – загадочно ответил он. – Уезжая из госпиталя, я позаботился об этом. – Он отстегнул пуговицу на мундире и вытащил сложенный вчетверо листок. – Прочти. Ты теперь – помещица.

– Я?! – Анжелика удивилась и развернула послание.

Оно оказалось дарственной. Княгиня Анна Орлова жаловала ей Кузьминки, Орловочку и Олтуфьевку, а также земли, примыкающие к ним со всеми душами мужеского и женского пола.

– Но… – Маркиза встряхнула золотыми кудрями, – я не могу принять… Это же… Я никогда не смогу вернуть столько…

– Не волнуйся, – успокоил ее Алексей, – предоставь все это мне. Конечно, мы с тобой не обделим Анну Алексеевну ни на грош. А матушке моей будет спокойнее. Не себе на горб сажаю, как она любит выражаться. А уж если Анна Алексеевна кус отвалила – так матушка только счастлива станет от одного только осознания, что и ей орловского богатства достается. – Потом он привлек Анжелику к себе, спросил, понизив голос, будто негой облек: – Так ты не ответила мне на главный вопрос, моя маркиза. Ты согласна стать моей женой?

– Я согласна, – прошептала Анжелика. Она чуть опустила голову и почувствовала на своих губах его губы – горячий поцелуй соединил их.

– Я счастлив, – прошептал он, блестя глазами.

– Я тоже, – отвечала она, снова и снова целуя его. – Я совершенно счастлива… Чего же мне желать?

* * *

Венчаться решили, не откладывая, – отпуск Алексея был краткосрочен и ему предстояло вернуться к армии. В первую очередь следовало отправиться в Петербург, чтобы получить благословение матушки графа. Туда и поехали вдвоем следующим утром, проведя жаркую, почти бессонную ночь в объятиях друг друга.

Столица Российской империи встретила Анжелику неласково. Густой туман окутал улицы. Три дня подряд с Финского залива дул сильный, холодный ветер. Нева, и без того грозная, вздулась и стала бурной как море. Люди, столпившись на набережных, следили за подъемом воды – боялись наводнения. В реке Фонтанке, на берегу которой стоял дом Анненковых, вода тоже поднялась, и графиня Анна Ивановна замучила слуг, все время посылая их глядеть – на сколько… Вода действительно стала появляться на улицах к вечеру, и экипаж, доставивший Алексея и Анжелику, проехал по Невскому, когда там вода уже скрывала копыта лошадей…

– Господи, успели, успели! – графиня Анненкова, еще стройная, высокая дама с высокой копной седеющих волос, одетая в изысканный туалет темно-синего шелка с кружевной отделкой, поспешила навстречу сыну и его спутнице. – Я приказала все перетаскивать на второй этаж. Ну, здравствуй, здравствуй, милый мой, – она обняла сына и троекратно расцеловала. – А я вот уже третий день со стихией маюсь: прольет – не прольет… – Тут взгляд дамы упал на Анжелику, все еще стоящую в прихожей.

– Это моя невеста, матушка, – сообщил ей Алексей, – маркиза Анжелика де Траиль, я тебе писал о ней.

– Да, да, я припоминаю. – Анжелика заметила, что взгляд графини сделался настороженным. Она еще раз посмотрела на Алексея, затем, подойдя к Анжелике, холодно полуобняла ее. – Вы, милочка, меня простите, – сказала она. – Знаю, что из Парижа вы. В молодости-то я бойко по-французски изъяснялась. А теперь все больше в деревне живу и позабыла половину – за ошибки уж не ругайте. Проходите, проходите, мадемуазель, – с вежливой улыбкой пригласила она Анжелику. – Чувствуйте себя по-домашнему, да вы уж и дома, считай…

Анжелике отвели комнаты на втором этаже – все они были обиты зеленым бархатом в золотых и серебряных разводах, напоминающих арабскую вязь. Мебель черного эбенового дерева с позолоченными ножками и перламутровой инкрустацией выглядела изящно и богато. Сбросив дорожную пелерину, Анжелика прилегла на обтянутую зеленым бархатом кушетку и, подложив под голову подушку, также обильно вышитую золотом, закрыла глаза. За окном, задернутым тяжелыми шторами, свистел ветер. Сквозь неплотно прикрытую дверь до нее донесся голос Анны Ивановны – думая, что Анжелика не понимает по-русски, она довольно громко выговаривала сыну:

– Ты хорошо ль подумал, Алешенька? Ты под что себя да нас всех подставляешь? Она ж у тебя якобинка поди. Что «нет»? Чего ж она тогда во Франции-то при Бонапарте оставалась? Все порядочные да знатные уехали поди…

Анжелика улыбнулась. Она не все поняла из речи графини – русский язык в Кузьминках она начала учить, но пока не слишком продвинулась в нем. Но все-же кое-что она улавливала…

– К тому же бесприданница, чую, а ты у меня жених богатый, видный – генерал, герой. Какое там богатство у них во Франции – так, землишки с гулькин нос на брата. Хоть и маркиз у нее отец, хоть и генерал-аншеф, как ты сказываешь, да только знаем мы их, аншефов, – все беспортошные.

– Не волнуйтесь, маменька, – проговорил с едва заметной иронией Алексей. – У Анжелики на вашу претензию ответ сыщется. Ей Анна Алексеевна Орлова три деревни жалует да народу там сколь живет. При них еще винокуренный завод имеется – в Тульчине. Какой же гусар, матушка, от винокуренного завода откажется?

– Анна Алексеевна? – проговорила Анна Ивановна с почтением. – Ну, тогда другое дело. Только руками развести. Выгодная партия, выходит, твоя маркиза. Выгодная… Ну а та? – Анна Ивановна сделала паузу. – Неужто позволит она? Ох, не верю я…

– А это уж, матушка, мое дело, не обессудьте, – ответил Алексей строго. – Если вода не выйдет, завтра помолвку объявим, а потом и венчаться сразу. Мне к армии возвращаться скоро.

– Как скажешь, как скажешь, милый мой, – согласилась с ним графиня.

К большой радости всех петербуржцев, ветер к середине ночи стих – вода с улиц ушла и стала заметно опускаться в каналах и на Неве. Еще накануне она хлестала через парапет набережных и достигала памятника Петру Великому, теперь же после нее остались обломки мебели и тела утопленников, кто оказался недостаточно расторопен или просто пьян.