Лили положила перо, чтобы подумать обо всем этом – конечно, не в первый раз, – и потом быстро схватила его, как бы испугавшись, что почтальон явится перед Малым домом прежде, чем будет кончено, письмо. «Неоцененный Адольф! Не нахожу надобности говорить, до какой степени я восхищена была сегодня утром, когда мне принесли ваше письмо». Я не буду здесь повторять всего письма Лили. Ей нечего было описывать, даже интересного случая, вроде встречи мистера Кросби с мистером Хардином в Барчестере. Она не встречалась с леди Думбелло и не играла дуэта с леди Александриной, о которой, как о подруге, могла бы сказать слово похвалы. Имени Джона Имса она не упоминала, знав, что Джонни Имс не был фаворитом мистера Кросби, да и нечего было говорить о нем, потому что все было уже сказано. Правда, он обещал приехать в Оллингтон, но этот визит еще не состоялся, когда Лили писала к Кросби свое первое любовное письмо. Это было милое, доброе, благородное любовное письмо, полное уверений в неизменной любви и беспредельной вере в его любовь, в нем проглядывал легкий юмор относительно величавых особ в замке Курси, и оно оканчивалось обещанием быть довольной и счастливой, получая постоянно его письма, и жить надеждой на свидание с ним на Рождество.

– Кажется, я не опоздала, мистрис Кромп? – спросила Лили, придя на почту.

– Разумеется, не опоздали, на целых полчаса. Почтальон еще не тронулся с места в пивной лавочке. Опустите письмо в ящик.

– Но вы там его не оставите?

– Оставлю ли я его в ящике! Да разве вы слышали что-нибудь подобное? Если боитесь опустить, то можете взять его с собой, вот и все тут, мисс Лили!

И мистрис Кромп отвернулась к своим занятиям у лоханки. Мистрис Кромп имела нехороший характер, в чем, однако же, ее можно было извинить. По каждому письму, которое приходило по почте, к ней являлись за справками, отнимали у нее время, и за все это, как она часто с глубоким негодованием объясняла своим друзьям, ей давали жалованья «не более двух с половиною пенсов в неделю. Этого мне недостает на башмаки, не говоря о прочем». Так как мистрис Кромп никогда не видали вне ее дома, кроме разве в церкви, и то раз в месяца, то жалобу ее на башмаки едва ли можно назвать основательною.

Лили получила другое письмо и отвечала на него прежде, чем Имс сделал обещанный визит в Оллингтон. Джонни Имс, как нам известно, имел свою корреспонденцию. Он отвечал на письмо мисс Ропер и с того времени страшился двух вещей, в меньшей степени какого-нибудь грозного письма от Амелии и в большей – более грозного визита от этой леди. Ну что, если она в самом деле прилетит в Гествик и перед его матерью и сестрой объявит себя его невестой, что оставалось ему делать тогда? Мисс Ропер, впрочем, не сделала еще этого, мало того, она еще не отвечала на его жестокое послание.

– Надо быть ослом, чтобы бояться ее! – сказал он про себя, идя под тополями гествикской аллеи, тянувшейся по направлению к Оллингтону.

Отправляясь в Оллингтон, в первый раз по приезде из Лондона, он ехал верхом, с блестящими шпорами, в новом платье и перчатках. Тогда он не знал еще о помолвке Лили. Теперь же он довольствовался путешествием, и в то время, как брал шляпу и трость в прихожей дома своей матери, он оставался совершенно равнодушным к своей наружности. Он скоро шел по аллее, под тенью гествикских тополей, по широкой окраине мягкого дерна, окаймлявшего палисады графа Дегеста. «Надо быть ослом, чтобы бояться ее», – размахивая тростью своей по воздуху, ударяя ею то по одному, то по другому дереву, сталкивая камни с дороги, он углубился в размышления о своем положении. «Ничто в мире не принудит меня жениться на ней, – говорил он про себя, – даже если приведут против меня десятки обвинений. Она знает не хуже моего, что я вовсе не думал жениться на ней. Это был обман с начала до конца. Если она приедет сюда, я ей скажу это перед матерью». Но, представив себе внезапное ее прибытие, он сознавался самому себе, что все еще сильно ее боялся. Он сказал ей, что любил ее. Он только это и написал ей. При обвинении он только в этом грехе и должен признаться.

Размышления его постепенно перешли от Амелии Ропер к Лили Дель, но и тут он не видел ничего отрадного в своей перспективе. Он обещал перед отъездом побывать в Оллингтоне – и теперь исполнял свое обещание. Он знал заранее, что в гостиной мистрис Дель будет сидеть молча, с постоянным сознанием, что должен от всех скрывать свою тайну. Ему нельзя свободно говорить в присутствии Лили, он не мог говорить с ней о предмете, занимавшем все его мысли. Если бы он застал ее одну… Но, может статься, тогда положение его было бы еще хуже.

В гостиной не было никого, когда Джонни вошел в нее.

– Они все трое были здесь минуту тому назад, – сказала служанка. – Если вы пойдете в сад, мистер Джон, то наверное найдете их там.

И Джон Имс, нисколько не медля, отправился в сад.

Прежде всего он обошел вокруг сада и никого не встретил. Потом прошел поперек полянки в отдаленный конец сада и там, выступив на небольшую дорожку, проведенную от Большого дома, встретился с Лили.

– Ах, Джон, – сказала она, – как ваше здоровье? Я думаю, вы никого не нашли дома. Мама и Белл в огороде – с Хопкинсом.

– Я исполняю свое обещание, – сказал Имс. – Я сказал, что приду к вам перед отъездом в Лондон.

– Они также будут рады видеть вас, как рада я. Не идти ли и нам в огород? Впрочем, вы, может быть, пришли пешком и устали.

– Да, я шел пешком, – сказал Имс, – но не очень устал.

В сущности же он не хотел идти к мистрис Дель, хотя в то же время решительно не знал, что говорить ему с Лили, оставаясь с ней одной. Он воображал, что перед отъездом ему приятно было бы иметь случай поговорить с ней наедине – воспользоваться последним свиданием с ней, прежде чем она сделается замужнею женщиною. Случай этот представился, и он почти готов был уклониться от него.

– Вы останетесь и отобедаете с нами? – спросила Лили.

– Нет, не могу, я положительно сказал моей маме, что к обеду буду домой.

– Вы так добры, что даже пришли пешком повидаться с нами. Если вы действительно не устали, то сходимте к мама. Она будет очень сожалеть, если не увидит вас.

Лили сказала это, вспомнив в тот момент наставления Кросби насчет Джона Имса. Но Джон решился высказать ей слова, для которых нарочно пришел, он решился наконец воспользоваться случаем, который предоставляло ему счастье.

– Нет, я не пойду в сад сквайра, – сказал он.

– Дяди Кристофера там теперь нет. Он где-то на ферме.

– Если позволите, Лили, я лучше останусь здесь. Я думаю, они скоро воротятся. Разумеется, мне бы приятно было увидеться с ними перед отъездом моим в Лондон. Но, Лили, я пришел сюда собственно для того, чтобы увидеться с вами. Ведь вы сами вызвали меня на обещание.

Не прав ли был Кросби в своих замечаниях? Благоразумно ли она поступала, оказывая искреннее расположение своему старому другу?

– Не лучше ли нам пойти в гостиную? – спросила Лили, чувствуя, что там она будет до некоторой степени безопаснее, чем между садовыми кустарниками и дорожками.