Я даже догадался показать драгоценности феи Огарику. Тот выцепил одно кольцо:

– В этом есть.

Я с размаха выкинул его в реку.

– Была бы свежая основа – развеяли бы, – вздохнул парень.

– Что такое основа? – спросил я, подсаживая его на Звезданутого.

– То, что дед делал, когда дверь пробивали.

– А ты умеешь такую?

– Умею. Только она всего полдня в себя магию впитывает сама. Потом день в нее можно вливать. А следом уже она начинает отдавать.

– И что отдает?

– Что вложишь. Укрепление или здоровье. Можно веселье или… – Огарик на секунду замешкался. – Чтоб нравиться кому-нибудь.

Последнее слово он произнес со стеснением.

Отрезвление наступило где-то ближе к полуночи, за это время мы прилично отмотали вдоль берега и даже переправились вброд через речушку. Ужасно хотелось спать, но те воины с моста все еще стояли в глазах. Ближе к утру мы, проехав по проселочной дороге, выехали к деревне. Поскольку час был очень ранний, то внаглую проехали через нее. Ну а так как деревня раскинулась на двух берегах той же реки, у которой мы жили, то, переправившись через деревянный мост, мы оказались на другом берегу почти незамеченными. Нас видели только двое пострелят возраста Огарика, которым приспичило пойти к реке. В руках у мальчишек были остроги – наверняка рыбу долбить, пока не проснулась. Будем надеяться, что преследователи не устроят опрос жителей деревни. Сразу вдоль реки, русла которого мы старались временно держаться, поворачивать не стали. Пошептавшись, решили отъехать чуть подальше от берега. Все-таки за нами не идиоты едут и если смогут проследить хотя бы до села, то поймут направление, в котором мы движемся. Да и глубже в лес – меньше народу. Огарик, откинувшись на меня, дремал. Едва начало светать, сделали привал. Только привязали лошадей, как все попадали спать.

Примерно через час, не больше, нас разбудил Чустам.

– Уходить надо.

Перечить никто не стал. Все молча стали грузить свои «подушки», то есть то, что вместо них использовали, на лошадей.

Десять дней – десять! – мы добирались до этого балзонства Швана, которое оказалось мало того, что в заднем месте балзонства, так еще и в довольно болотистом заднем месте, где комарье водилось тучами и однозначно входило в местную ОПГ по сбору крови, ну или работали на станции переливания. В течение десяти дней мое мягкое место превратилось в жесткое, как, собственно, и кожа от укусов насекомых, зато у некоторых на ногах мышцы, как я заметил, стали бугриться. Особенно вымотали первые три дня, пока темп держали, стараясь уйти как можно дальше от мест, где набедокурили. Все это время постарались не влипать в истории, чтобы не наводить на наш след. Хотя пару раз хотелось пошерстить встающие на ночь купеческие обозы. Особенно насчет лошадей. Останавливали картинки трех разъездов воинов, которые нам встретились по пути, всплывающие перед глазами, – в балзонстве явно объявили план-перехват. Два отряда были балзонскими или локотскими, как охарактеризовал их Чустам, а вот третий – имперский.

– Как определяешь? – спросил я его, когда мы смогли выдохнуть – стук копыт десятка уже затих.

Мы чуть не выехали на дорогу, когда Клоп услышал бряканье сбруи. Убежать далеко не смогли, поэтому имели возможность воочию рассмотреть каждого проехавшего. Благо ни один из них не повернул голову в нашу сторону.

– У имперских оружие одинаковое и обычно два самострела на десяток есть – на случай стычки с латниками. У местных редко такую роскошь встретишь.

– А не по гербу? – явно съерничал Толикам.

– Ну и по этому тоже.

Герб империи представлял собой кулак на фоне какой-то загогулины. Кто-то из рабов рассказывал, что кулак значит единение всех локотств, а загогулина и не загогулина вовсе, а Гнутая гора, где обитали маги. Не помню, чтобы видел этот герб воочию, только схематически нарисованным палочкой на земле. Сначала как-то не обращал внимания, у орков ему негде взяться, ну а сейчас просто проморгал.

– Ну ладно, поехали, – прервал я спор.

Выезд на дорогу был у нас отработан до автоматизма. Сначала галопом и из разных мест выезжали всадники, разворачиваясь на дороге в разные стороны, проехав метров тридцать-сорок (если не было предусмотрено другое), они съезжали на противоположную сторону, опять же в разных местах. В это время Липкий, Чустам и Большой старательно заметали следы на обочинах. Выглядело, конечно, как шизофрения под кисло-сладким соусом паранойи, но… так постановил совет.

Ужасно добивала воцарившаяся жара. Причем для этого времени года это еще не так и жарко. В степи этот засушливый промежуток выдерживался легче, уж не знаю почему, может, из-за ветра. Тут же духота прямо давила…

Замок, крепость, обитель, не знаю, как назвать то место, которого мы наконец достигли и которое являлось промежуточной целью нашего путешествия, выплыл где-то в первой осьмушке десятого дня. Предстал он перед нами приземистой крепостью на противоположном берегу двухкилометрового блюдца озера. У меня к этому времени дико разболелся зуб и бесило буквально все.

– И что, вот это штурмовать? – в пространство, ни кому не обращаясь, произнес Чустам.

– Ну не штурмовать… – ответил Шван. – Я смогу пройти туда, но… мне нужен помощник.

– Зачем? – спросил я.

– Одному мне не пройти, – неопределенно ответил Шван. – Там магические предупреждающие амулеты есть…

Похоже, дедок имел в виду Огарика.

– Ты, Шван, не обижайся, но никто из нас в неизвестность не пойдет, – мягко возмутился я.

Старик на некоторое время задумался, но потом, видимо, решился:

– Есть подземный ход, но мне одному его не открыть. Нужен помощник.

– А почему не все? – спросил Чустам.

Старик опять ненадолго замолчал.

– Давайте встанем где-нибудь неподалеку, а я обдумаю свой ответ.

– Не находишь, как-то подозрительно все это?

– Я объясню.

Мы действительно нуждались в отдыхе. Шван показал, с его точки зрения, стоящее место – за холмом, скрывающим от нас имение или крепость. Я все еще не знал, как назвать это место, поскольку внутри небольшой каменной стены, окружающей некую территорию, было всего одно двухэтажное строение с покатой черепичной крышей.

Костер разводить не стали в целях конспирации. Мне вообще вся эта затея с проникновением перестала нравиться – слишком угрюмо и опасно выглядело имение. Так вроде ничего особенного, но некто внутри меня твердил, что сооружение не так просто и, несмотря на свой довольно неказистый для этого мира вид, готово встретить любых гостей. И это только ощущения от созерцания сердца этого балзонства.

– Я не держу зла на старого грандзона, – как только мы уселись на довольно мшистой поляне, начал свою речь бывший горн. – Он и не знает о том, что творится в столице локотства, а уж тем более о действиях своего сына. Он хороший человек, который не позволял себе… ну разве что изредка, повышать на меня голос. И в связи с этим я бы не хотел лишний раз тревожить его.