Я видел и узнавал ее открытые глаза, ее руки и волосы. Но настоящая Илва, превратившаяся в человека, находилась возле Фенрира. Все так же преданно она заглядывала ему в лицо, готовая выполнить любое приказание хозяина. Если бы у нее был хвост, не сомневаюсь, что она виляла бы им от радости.

– Как тебе мои хоромы? – не скрывал Фенрир своего торжества, неспешно прохаживаясь вдоль статуй.

– Красивые, мой господин, – сказала Илва.

Его разорванная одежда не соответствовала его самодовольству. Видимо, Фенрир не очень внимательно относился к своему человеческому облику. Словно услышав мои мысли, он пригладил пятерней растрепанные волосы.

– Хорошо! – Фенрир подошел ко мне и слегка подвинул. – Так лучше.

– Да, мой господин.

Они отправились в глубь зала, туда, где стоял ледяной трон, на котором лежал меч в обшитых кожей ножнах. Теперь, когда Фенрир меня развернул, я мог следить за их действиями. Но меня больше интересовала замерзшая Илва, стоящая передо мной.

Нет, не Илва – Гулльвейг! Я узнал ее, вспомнил, как целовал ее губы, ее глаза, которые сейчас смотрели сквозь меня. Так же бесстрашно Гулльвейг смотрела и на Фенрира перед тем, как он превратил ее в ледяную статую.

Илва и Фенрир дошли до трона. Он что-то продолжал ей рассказывать – волк, истосковавшийся по женскому обществу, но я не видел их и не слышал – передо мной стояла Гулльвейг. Мертвая. Только сейчас я окончательно понял, что для меня она потеряна навсегда.

По льду перед моими глазами пробежала тонкая, едва заметная трещина.

«Теперь тебе не страшен хыолод зимы. Завтра я научу тебя слышать белую птицу», – говорил старый шаман.

Белая птица летала далеко в вышине, я не мог ее видеть, но слышал ее голос, хотя шаман не успел передать мне знания. Птица говорила: «Борись. Тебя смазали кровью мохнатого червя, холод тебе не страшен».

«Мохнатых червей не бывает», – отвечал я.

«Почему же ты все еще жив?»

Мне казалось, что я разговариваю сам с собой. Перед глазами пробежала еще одна трещина. Кусок льда откололся и упал на пол.

– Что это за меч, мой господин? – спросила Илва, поднимая с трона оружие.

– Память, – ответил Фенрир после некоторой паузы. – Память о старом времени, когда я был человеком. Но теперь мы все волки.

– Да, мой господин, – Илва достала меч и любовалась блеском его клинка.

Лед посыпался звенящими кусочками. Сердце застучало быстрее, я вдохнул морозный воздух. Освободившиеся руки сбросили ледяные оковы. Фенрир оглянулся.

– Ты еще жив?!

Он превратился в волка, раскрыл пасть, и по залу прокатился могучий рык. Илва с размаху вогнала меч в пасть Фенрира. Клинок пробил небо и вышел из его макушки. Рев оборвался.

– Прости, мой господин, – сказала Илва, – но я – человек.

Она изо всех сил навалилась на рукоять, опрокидывая Фенрира на спину.

– И мне не нужен хозяин.

Илва выдернула меч из пасти и вонзила в сердце гигантского волка. Затем обернулась, подошла ко мне, обняла и прошептала:

– Я знала, что ты жив. Слышала, как бьется твое сердце.

– А я почти поверил, что ты стала… волчицей. Ты хорошо играла свою роль.

Илва схватила мои руки и принялась отогревать своим дыханием. Ее лицо все еще было забрызгано волчьей кровью. Потом она вернулась к Фенриру, присела и погладила его морду, провела пальцами по клыкам. Поднялась и рывком вытащила меч.

– Возьми взамен того, что я подарила в прошлый раз.

Я принял оружие из ее рук. Меч был обоюдоострый, шире и тяжелее, чем я люблю, но обладал великолепным балансом. В руке его вес почти не чувствовался. Гарда изображала дракона – настоящего, древнего, не из тех, выродившихся ледяных ящериц-переростков, а из вымерших гигантов, что летали тысячи лет назад. Рукоять и ножны были обтянуты кожей древнего крылатого ящера.

Появилось сообщение: «Вы получили меч с двойным бонусом к урону».

Я поднял клинок. Рукав куртки опустился, оголив татуировку на руке: «Игорь Ламберт» – напоминание, что нельзя забывать, кто ты есть на самом деле.

– Ты видела, там стоит Гулльвейг. Ее заморозил Фенрир, – сказал я.

– Видела, – ответила Илва. – Но это всего лишь мое прошлое, а я продолжаю жить. Пойдем отсюда.

Мы шли мимо мертвых статуй. Мимо Гулльвейг, смотрящей нам вслед остекленевшими глазами. Оставив заполненный мертвецами ледяной зал, мы вышли наружу.

У входа нас ждали Олег и Ежик. Олег опирался на палку, в его глазах отражалось горящее на ладони пламя.

– Ты убил его без моей помощи? – спросил мой друг. – Вечно ты спешишь.

– Не я – Илва постаралась.

– Илва? – удивился Олег.

– Да, Волчицу лучше не злить, – улыбнулся я.

В небо над нами уходил Иггдрасиль, и казалось, что мы стоим возле стены мира.

Черного Хакера долго ждать не пришлось. Он вышел из-за ствола гигантского ясеня и как ни в чем не бывало подошел к нам. Ворон спустился на его плечо.

– Вы закончили свои дела? – спросил Вот.

– Ты! – нахмурился Олег. – Ты нас бросил!

– Мы их бросили? – спросил Вот у Хугина. – Нет. Мы вовремя пришли, но наша помощь уже не надобна была.

– Трус! – бросил Олег.

– Разве? – улыбнулся Вот. – Не стоит путать трусость с осторожностью, мой друг. Продолжим путь, туда, куда мы шли.

– Берингар погиб? – спросил я, хотя знал ответ.

– Умер-р-р, умер-р-р! – прокаркал ворон.

– Моряки, те, что остались в живых, отправились обратно к перевалу воющих духов, – сказал Олег. – Они не захотели идти тебя спасать.

– Главное, что пришел ты, – улыбнулся я.

Впереди нас ждал мир гор и туманов.

Дышать было тяжело – душный непроглядный туман сковывал горло. Идти приходилось медленно и осторожно, боясь провалиться в одну из расщелин, которых на пути встречалось немало. Мы обходили их, избегали шатких и опасных мест. Вот посылал Хугина вперед на разведку, и, возвращаясь, ворон что-то рассказывал своему хозяину на ухо.

Именно так мы избежали встречи с горным великаном. Вот, нахмурившись, выслушал Хугина и вдруг забеспокоился, втолкнул нас в маленькую пещеру. Вокруг кипел туман, волнами спускаясь по горным склонам. Кто-то огромный прошел в нем мимо нас. Казалось, что великан переставлял суставчатые лапы и шумно вздыхал, отчего по коже пробегали мурашки. У входа в пещеру росли деревца, их голые ветви торчали, как поднятые пальцы, готовые схватить нас за ноги и сбросить в пропасть.