‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍– Простите, мы не хотели, – поспешил извиниться один из оборотней. Вина в его голосе, правда, не слышалась, и улыбку он едва сдерживал.

– Ничего страшного, мы не в обиде, – с улыбкой отозвалась Майяри, спокойно и в то же время любознательно осматривая мужчин ниже пояса.

Почти полминуты они растерянно пялились на неё, а затем порывисто отвернулись и заозирались в поисках одежды. Девушка не расстроилась: по её мнению, сзади мужчины были симпатичнее, чем спереди.

Сильные пальцы до боли впились в её плечо и круто развернули в другую сторону.

– Смотреть на дуб, – распорядился харен и коротко приказал уже мужчинам: – Марш отсюда!

Дуб располагался прямо напротив Майяри и совершенно не привлекал взор. Девушка рискнула взглянуть на харена и была награждена волной холода.

– Они ушли? – жалобно спросила Элда.

Майяри успела заметить, как Диэна стрельнула глазами в ту сторону, где ранее стояли голые мужчины.

Из-за шатра появился недовольный господин Мариш, успевший разжиться сапогами, рубашкой и штанами.

– Господину Викану следует озаботиться воспитанием своей невесты, – недовольно выплюнул он.

– Чем Викану озаботиться? – не расслышал подоспевший Шидай.

Скорбно поджав губы, Мариш промолчал, осознав глупость своего предложения. Где господин Викан, а где воспитание…

Майяри ласково и ехидно взглянула на харена и осуждающе покачала головой, словно говоря: «И зачем вы лишили меня удовольствия?». А затем хитрюще прищурилась, будто бы напоминая, что его-то она уже видела. И ничего плохого с ним не случилось. Или Ранхашу показалось, что она напоминает? От ласково-хитрой улыбки он почему-то смягчился, сердиться расхотелось, да он и не хотел сердиться… Ранхаш растерянно моргнул, ощутив, что в груди появляется что-то мягонькое, податливо проминающееся от одних только мыслей, и невольно сделал шаг назад.

– Есть и спать, – отрывисто бросил он и, развернувшись, торопливо похромал прочь.

Когда улыбающийся господин Шидай заглянул в шатёр к девушкам, там благодаря жаровне с углями (и стараниям Майяри) уже было весьма тепло. Девушки сидели, полностью одетые, на сундуках и пили из деревянных кружек дымящийся отвар.

– Как вас хорошо устроили, – одобрил лекарь, осматривая застеленный шкурами пол и сундуки, установленные в виде двух прямоугольных площадок и заваленные одеялами, – импровизированные кровати.

– Господин Шидай, – оживилась Элда и, подвинувшись, похлопала ладонью по месту рядом с собой. – Присаживайтесь.

Мариш посмотрел на девушку с негодованием. Предлагать неженатому мужчине разделить с собой одно место? Прищурившись, оборотень уставился на Майяри, как на источник всех бед.

– О, благодарю, госпожа, но я за госпожой Майяри. Пришло время лечебных процедур.

– Лечебные процедуры? Здесь? В поле? – Мариш скептически изогнул брови.

– Медлить нельзя, – сладко улыбнулся Шидай. – Госпожа постоянно попадает в истории и из-за этого страдает слабым здоровьем. Вот, кстати, из последнего приключения она вернулась с укусом, – выцветшие жёлтые глаза ласково прищурились.

Повисло недолгое молчание. Мариш с достоинством выдержал пристальный взгляд и, склонившись над Майяри, протянул руки к птице.

– Позвольте.

Задремавшего ястреба выдернули из обвивавших его рук, и он, встрепенувшись, яростно закричал, заставив поморщиться всех, кроме мужчин.

– Лоэзия! – негодующе взвизгнула Диэна, закрывая уши руками.

Майяри поспешила вскочить и выметнуться наружу. Холод мгновенно впился в её разгорячённые щёки. Посмеивающийся господин Шидай вышел следом за ней.

– Пошли туда, – он указал на небольшую палатку, и девушка с энтузиазмом направилась к ней.

Под лечебными процедурами лекарь на самом деле подразумевал обучение некоторым лечебным практикам, и Майяри не терпелось приступить к их изучению. Гостеприимно приподняв полог, Шидай подождал, пока внутрь заберётся девушка, а затем последовал за ней. В его палатке оказалось не так тепло, как в шатре девушек, но Майяри тут же приступила к исправлению этого.

– Главное, чтобы Ранхаш раньше времени не сунулся, – Шидай на всякий случай выглянул за полог.

– Или господин Мариш не пришёл с проверкой, решив, что мы слишком долго. Похоже, он решил, что пока я рядом с его госпожой, то должна быть образцом благочестия и примерного поведения.

– Ну вряд ли он ждёт от тебя чего-то столь невероятного после сегодняшнего. Парни, между прочим, теперь за ширмой оборачиваются, – лекарь взглянул на девушку с весёлым укором. – Но ты с Маришем всё же будь поосторожнее. Он не просто излишне щепетильный дворецкий. До того, как он попал к госпоже Лоэзии, Мариш больше двухсот лет провёл в разбойных шайках. При госпоже он, конечно, старается не демонстрировать свою тёмную сторону, но от такого прошлого нельзя полностью избавиться.

– Господин Мариш был разбойником? – недоверчиво переспросила Майяри. – Но он образцовый слуга, словно бы прослуживший своей семьей несколько сотен лет.

– Ну так и было, только семья была другой, – лекарь пожал плечами. – Вроде бы раньше он служил роду Илаший. Их сейчас уже не существует. Уничтожили около четырёхсот лет назад при старом хайнесе. Тогда подобное не было редкостью и таких, как Мариш… – господин Шидай запнулся, – или я, были сотни. Нас иногда даже называют поколением с оторванными корнями.

– Нас? – повторила Майяри.

– Может быть, потом расскажу, – мягко пресёк вопросы мужчина. – Я уж не знаю, что там было с Маришем. Я про себя-то не всё помню из того периода, но вроде бы после гибели семьи он почти двести лет бродяжничал, потом подался в бандиты.

– И его после этого подпустили к госпоже Лоэзии?

На самом деле Майяри очень хотелось задать другие вопросы. Опять вспомнилось странное имя рода господина Шидая – Даший, – и девушка ещё больше уверилась, что оно ненастоящее.

– У её отца не было большого выбора, – хмыкнул Шидай.

Шидай скучающим взором обвёл специально возведённые трибуны и остановил свой взгляд на помосте, расположившемся прямо по центру площади в окружении галдящей толпы. На помосте рядом с плахой, опираясь на топор, стоял палач, облачённый в длинный чёрный плащ с широким капюшоном. Лицо его, согласно обычаям, было закрыто тёмной тканью, чтобы приведённые на смерть не видели его и не посещали после своей казни.