Но дело на этом не закончилось. Подобные самозванцы появились и в Замостье, Жешове, Тарнобжеге, Перемышле, Ланьцуте.

Самым активным и бойким был «делегат» в Белостоке. Но «деятельность» этих господ везде кончалась одинаково — их просто вышвыривали вон.

Легкость, с которой удалось избавиться от «лондонцев», поначалу вскружила голову представителям новой власти. Им показалось, что весь народ уже на их стороне, но это было не так. Приказ о разоружении отрядов АК был воспринят во многих частях негативно, и в августе — сентябре 1944 года некоторые подразделеня АК так и остались в лесах.

Владислав Гомулка, тогда секретарь ЦК Польской рабочей партии, считал, что в условиях, когда часть Польши была уже освобождена, когда возникла возможность создать свою армию и этим увеличить усилия в борьбе с гитлеровской Германией, и когда начались объявленные ПКНО преобразования — главным образом в сельском хозяйстве, для новой власти создались реальные перспективы широкой общественной поддержки, а значит — ограничение влияния подпольных сил.

Опережая события и игнорируя реальное развитие ситуации, Гомулка 5 сентября 1944 года вещал на совещании актива своей партии: «Не время сейчас сводить партийные счеты, карать следует только преступников, не отталкивать другие группировки и сказать им — да, хотя вы вели и неправильную, плохую политику, мы вас не отталкиваем, а приглашаем к сотрудничеству, к строительству демократической Польши. (…) Ведя такую политику, (…) мы можем оторвать от реакции массы, которые еще находятся под ее влиянием. Это трудная задача, но мы должны ее выполнить». Однако все это оказалось лишь прекрасными мечтаниями.

Одним из проявлений деятельности АК стала организация массового дезертирства из польской армии. К примеру, почти весь личный состав 31-го пехотного полка 7-й дивизии 2-й Армии Войска Польского, перестреляв советских офицеров-инструкторов, дезертировал 13 октября. Это произошло как раз во время визита в Москву премьер-министра польского эмигрантского правительства С. Миколайчика.

Факт этого дезертирства особенно нервировал Сталина. Он прямо заявил Беруту, что «при оценке сил противника» поляки ввели в заблуждение его и самих себя.

«Сейчас, — говорил он, — надо бороться с противником, а не выступать в защиту АК. На АК мы армию не построим».

И уже 30 октября ПКНО издал Декрет об охране государства, который ввел суровые кары — вплоть до смертной казни — за преступления, совершенные против государства, саботаж и диверсии, в том числе и за владение радиоприемниками и недонесение о действиях, признанных преступными.

В Лондон стали поступать сведения — еще со второй половины 1944 года — о репрессиях против АК и деятелей подпольного государства.

(Лондонскому правительству очень хотелось иметь свое государство, пусть даже и подпольное. Эта мысль настойчиво и долго муссировалась во всех устных и письменных сообщениях и выступлениях и после окончания войны, и сегодня новое поколение польских историков с пеной у рта отстаивает такую формулировку, подчеркивая тем самым значимость лондонских господ в потертых фраках из «польского гетто».)

В Лондон массово пошла информация о «терроре» против членов АК и подпольного государства, о малом влиянии люблинского правительства.

Однако заместитель начальника штаба главного вождя генерал С. Татар в депеше к генералу Л. Окулицкому (после поражения Варшавского восстания и ухода в плен генерала Коморовского он исполнял обязанности командира АК) оценивал 10 декабря 1944 года, что «действия ПКНО, несмотря на отсутствие общего сотрудничества с общественностью, показывают определенные достижения, такие как восстановление школьного образования, введение сельскохозяйственной реформы, что в соединении с общей усталостью населения ведет к постепенному ослаблению отпора и даже грозит полным его исчезновением».

Татар писал это сообщение в новых политических условиях «польского» Лондона. Уже в течение двух недель правительства Миколайчика не существовало.

27 декабря 1944 года Сталин сообщил Рузвельту о скорой возможности преобразования ПКНО во Временное правительство, и 31 декабря Крайова Рада Народова приняла указ о создании Временного правительства Польской Речи Посполитой. Уже 4 января 1945 года это правительство было признано СССР, первым польским послом в Москве стал З. Модзелевский.

Арцишевский из Лондона «решительно протестовал».

Но в Польше на этот протест не обратили внимания, там были озабочены совсем иным: как относиться к Советскому Союзу и что сделать с аппаратом подпольного государства?

На фоне развивающихся мировых событий лондонское правительство приняло решение отступить от принципов, заключенных в декларации от 29 августа, но сделало это «под условием, что достигнутые результаты будут более благоприятны, чем линия Керзона и будут иметь поддержку союзников».

И далее Комиссия Глувна Совета Национального единства решительно заявляла: «Пограничный компромисс на востоке должен быть заключен только в соединении с гарантированным возвращением Восточной Пруссии, Данцига и земель на Западе, оторванных от Отчизны, а также гарантированием полной суверенности и независимости польского государства».

Словом, шло постепенное примирение с реальностью.

Это было уже близко к позиции Миколайчика, а не Арцишевского. И это было первым шагом к переговорам с советскими военными властями.

Наконец 18 января на своем заседании эмигрантское правительство приняло решение и сообщило в Польшу делегату Янковскому, что «от имени Речи Посполитой он имеет право вести в рамках меморандума переговоры с советскими властями, если советские власти к ним, властям крайовым, обратятся».

Это сообщение поступило в Польшу 19 января 1945 года, за несколько недель до начала ялтинских переговоров трех стран и за 50 дней до письменного приглашения от полковника Пименова на переговоры. И через неделю после начала большого советского наступления.

А еще 10 января 1945 года Окулицкому была послана депеша от генерала Татара следующего содержания: «Польша не располагает достаточной силой, несмотря на огромный вклад в борьбу союзных народов в их борьбе против Германии, она стала предметом политики великих держав и в своих политических действиях не упреждает, а постоянно идет в хвосте событий».

Что ж. Это было явное предложение деятелям в Польше проявлять инициативу и брать все в свои руки. И все это все больше соответствовало линии Миколайчика.

12 января 1945 года началось мощное наступление войск Красной Армии, в рядах которой были и солдаты Войска Польского.