Вышку взорвали, и к рассвету вся зона ответственности 2-16, еще накануне полная жизни, уже была потусторонней территорией: окна магазинов закрыты ставнями, по опустевшим улицам движутся только группы вооруженных мужчин, закладывающих бомбы и устраивающих пожары. Судороги Басры отозвались судорогами на севере, прямо в ЗО батальона 2-16, и, когда аль-Садр отменил прекращение огня, можно было подумать, что жители Камалии, Федалии, Машталя, Аль-Амина и всех прочих пострадавших от войны участков, которые 2-16 пытался спасти, только и ждали за закрытыми дверьми, с автоматом в одной руке и СФЗ в другой, случая выскочить и нанести удар.

Сообщили, что вдоль некоторых участков маршрута «Хищники» СФЗ заложены через каждые пять метров.

Сообщили, что боевики ДжаМ, переодетые полицейскими, захватывают блокпосты.

Зазвучала сирена тревоги: семь ракет — семь взрывов чуть-чуть за территорией ПОБ, у южной стены.

— Ключ к успеху — перехватить инициативу, — говорил сейчас Козларич своим командирам рот, собравшимся в его кабинете, — и забыть, сколько дней осталось до возвращения домой.

Ротные командиры кивали, но все до единого знали, что забыть невозможно. План подготовки к отъезду был утвержден, и об этом было известно каждому солдату. Последним полным днем операций должно было стать 30 марта, до которого оставалось всего пять дней, а потом — окончательная инвентаризация, последние сборы, завершающая уборка — и домой. Дни вылета уже были назначены: первая группа солдат отправлялась 4 апреля, и к 10-му числу тут уже никого не должно было остаться.

— Ну, ребята, что думаете? Какие соображения? — спросил Козларич, но прежде, чем кто-либо успел ответить, вмешался Брент Каммингз: он сообщил, что на «Хищниках» колонна другого батальона, занимавшаяся расчисткой маршрута, атакована с помощью СФЗ. — Кто-нибудь пострадал? — спросил Козларич.

— Неизвестно, — ответил Каммингз.

— Чего я не хочу — это чтобы противник думал, что может, на хер, делать все, что хочет и когда хочет, — сказал Козларич после паузы. — Так, ладно. Завтра выходим за территорию.

Некоторые солдаты, конечно, уже были за территорией: одни страшно нервничали в патрулях, другие сидели в укрытиях на КАПах, которые временами обстреливались из огнестрельного оружия и РПГ, и с течением дня угрозы продолжали возрастать, причем в них чувствовалось что-то целенаправленно жестокое, мстительное, чуть ли не личное.

Школа, где 2-16 организовал было обучение взрослых грамоте, была теперь, по донесениям, превращена в арсенал для нападения на КАП в Камалии.

Строившийся в Новом Багдаде плавательный бассейн был вместо воды наполнен вооруженными боевиками: двадцать человек приехали на машинах, которые, по донесениям, были нагружены бомбами.

Около одного из КАП камера слежения, которая однажды засекла подозрительного человека в поле, куда он, как оказалось, пришел справить нужду, теперь засекла другого подозрительного человека, присевшего у стены с оружием и начавшего стрелять.

— Стреляет, что ли? — спросил один из солдат. — Не срет?

Теперь все, похоже, стреляют, ответили ему.

— Как приятно сознавать, что мы им проводим канализацию, — заметил Каммингз, когда СФЗ не попал в колонну «хамви», но зато повредил магистральную водопроводную трубу. Возник огромный фонтан, некоторые участки Камалии оказались затоплены, начались перебои с водоснабжением, и размягчилась почва, из-за чего новые канализационные трубы кое-где полопались. Год назад, впервые побывав в Камалии и заглянув в яму, где плавал труп, прозванный Бобом, Каммингз сказал, что доброты в Ираке тоже много и что в любом случае надо руководствоваться моралью. «Иначе какие же мы люди?» — спросил он. Восемь месяцев назад, нарушив кое-какие правила, чтобы раненой дочери Иззи оказали помощь в медпункте, и увидев ее улыбку, когда Иззи ее поцеловал, он сказал: «Мать честная, мне ни разу так хорошо не было с тех пор, как я попал в эту дыру». Теперь, глядя на этот фонтан, он сказал просто: — Идиоты. Как я их ненавижу. Тупоголовые мудаки.

— Это эволюция демократии — вот что мы сейчас наблюдаем, — заметил в другой момент, уже поздно вечером, Козларич, пытаясь объяснить происходящее, а на следующее утро, когда он и большинство его солдат готовились выйти с базы, чтобы вернуть себе контроль над ситуацией, он был еще более уверен в правильности этого объяснения.

— Это неизбежно. Все это восстание было неизбежно. Оно должно было произойти, — сказал он, одеваясь. Год назад, рассуждая о том, что будет в конце срока, он сделал предсказание. «Перед нашим отъездом я батальонную пробежку проведу. Пробежку оперативной группы. В шортиках и маечках», — заявил он и показал по карте маршрут: «Плутон», оттуда на «Хищники», оттуда обратно на ПОБ. Оказалось, что именно по этому маршруту он со своими солдатами должен был отправиться сегодня в попытке установить хотя бы относительный порядок, и, надевая бронежилет, еще раз проверяя оружие и боеприпасы, он сказал: — Нам последний бой дает вся эта шиитская компашка. Вот что это такое. Это последний бой Джаиш-аль-Махди, а раз так, мы должны их прихлопнуть. Пришло время. У всех когда-нибудь наступает последний бой. У японцев он был. У немцев он был. У всех бывает последний бой. У этих тоже, и теперь им придет каюк.

Он вышел из своего трейлера и двинулся по грунтовой дороге к командному пункту, где некоторые солдаты из его личной группы безопасности смотрели то, что передавали камеры слежения с маршрута «Хищники». На экранах рыскали группы боевиков, горели новые костры из шин.

— Мы что, прямо туда и двинем? — спросил один из солдат. — Не смешно. Что, прямо туда, на хер, через это все?

— Игра началась, — сказал Козларич, подойдя к ним, и тут он увидел Иззи, которому тоже предстояло поехать. Переводчик стоял в сторонке и докуривал сигарету до самого фильтра.

— Привет, Иззи, как дела? Ас-салам алейкум. Шаку маку?

— Не понимаю, что происходит, на хер, — сказал Иззи.

— Что происходит? Охренели они совсем, ребята ваши. Вышли из-под контроля, — объяснил Козларич, но, увидев смущенную улыбку Иззи, постарался его подбодрить. — Сегодня будет хороший день, — сказал он. — Есть ушные затычки?

Иззи покачал головой.

— Могу дать, — предложил Козларич. — Чтобы не оглохнуть ненароком. Всякое ведь бывает.

Он засмеялся и протянул Иззи запасную пару. С расстояния за этим наблюдал сержант Барри Китчен.

— Он ведь что думает? «Я эту страну переделаю. Я все это переменю». Только ни черта у него не выйдет, — сказал Китчен. — Верить — это хорошо, конечно, но всему есть предел. Вся страна на куски разваливается. Одному человеку это не поправить.

Они двинулись.

По маршруту «Плутон».

— Предполагаю, будет стрельба из ручного оружия и, возможно, СФЗ, — радировал Козларич.

Затем — на «Хищников», к кострам из шин.

— Мне как раз надо отлить. Один потушу лично, — сказал он.