«Смерть Элейн».

«Медицинские карты Элейн».

«Свадьба Элейн».

О, мамина свадьба! Я люблю фотографии с ее свадьбы. У них была такая скромная. Ей не хотелось устраивать грандиозное шоу, но она выглядела красивой и счастливой. У них даже гостей было мало. Ну, я хотя бы одним глазком загляну в коробку!

Я снимаю старую коричневую крышку и вижу кипы документов, но это не фотографии. Наверное, фотографии внизу. Пока я перелистываю документы, в лицо мне веет запахом старой бумаги, его ни с чем не спутаешь. Папа, наверное, не в ту коробку бумаги положил, они не имеют никакого отношения к их свадьбе.

И вдруг кое-что привлекает мое внимание. Документ на официальном бланке суда, и красный картонный треугольничек в правом верхнем углу. Сначала мне в глаза бросаются фамилии – знакомые, но другие. Потом я вижу слова внизу.

Суббота, 3 декабря 2016 года

Стефани

Я ни слова не понимаю из того, что передо мной. Это же полная бессмыслица!

Почему создается впечатление, что мама уже была замужем до папы? Почему папа назван ответчиком в деле о разводе? Кто такой, черт побери, Питер Акройд? Почему я ничего об этом не знаю? Что, черт возьми, происходит?

Документы старые и холодные на ощупь. Они так давно хранятся на чердаке, что покоричневели по краям. Я быстро перелистываю страницы в поисках дат, чего угодно, что позволило бы найти контекст к иску. Голова у меня идет кругом, я не в силах прочесть хотя бы абзац машинописи на любой из страниц. Там сплошь юридический жаргон, это явно какой-то судебный документ, ведь в конце на нем красная официальная печать. Внизу заключительной страницы четыре подписи расплывающимися черными чернилами. Я узнаю подпись своего папы – она в точности такая, как всегда. Над его размашистой подписью – смутно знакомый почерк: «к» с петлей вверху ни с чьей другой не спутаешь, и завитушка в букве «а»… но я впервые вижу, чтобы она писала такую фамилию.

Э. Акройд. Элейн Акройд. Моя мама.

Под фамилиями дата. 13 февраля 1976.

Что тут происходит?!

Я всматриваюсь в документ… в поисках чего? Ответов? Понятия не имею. Я совсем ошалела. Тут до меня доходит, что в тех же папках есть еще документы, и, швырнув свидетельство о разводе на пол, начинаю перерывать коробку. Я натыкаюсь на свидетельство о браке мамы и папы, датированное 20 ноября 1976 года. Она выходила замуж под именем Элейн Паркер, то есть под своей девичьей фамилией. Но я решительно ничего не знаю о времени, когда она была «Акройд». Сколько лет она вообще с ним прожила? И что тогда произошло?

– Ты не могла бы подбросить еще полено в огонь, Стеф? В комнате лютый холод, – с нажимом просит папа с дивана, когда я вхожу. Когда я переступаю порог, он как раз пристраивает поудобнее ногу.

Подойдя к дивану, я без единого слова протягиваю ему документ с заявлением на развод. Не так-то просто завести об этом разговор.

Ему требуется всего секунда, чтобы понять, что перед ним, точно он всю жизнь ждал, что рано или поздно это случится, но все равно не готов к разговору. Глубоко вздохнув, отец кладет документ себе на колени и смотрит на меня.

– Поставь чайник, милая. Думаю, беседа будет долгой, – говорит он.

Пять минут спустя я нервно вбегаю назад в гостиную с двумя дымящимися чашками горячего чая. Без четверти пять, промозглый ранний декабрьский вечер. Мы уютно устраиваемся на нашем любимом диване в гостиной у большого окна, откуда видно, как снаружи идет снег. За окном сумерки, чернильно-фиолетовая тьма скрывает небо. Снежинки кажутся каплями кружева, падающими с огромной вышивки. Комната залита светом от свечей (их я зажгла, папе даже в голову бы не пришло). В углу мерцает огнями рождественская елка, и в камине потрескивает огонь. Я натягиваю на колени клетчатый плед, обхватываю обеими руками горячую чашку.

Меня охватывает очень странное ощущение. Я чувствую, что отец собирается дать мне недостающую часть головоломки, которой мне всегда недоставало. На меня нисходит странный покой, пусть я решительно не знаю, что он собирается сказать.

– Я познакомился с твоей мамой, Стеф, когда она пришла ко мне работать по программе «Еще один шанс»…

– А, ты хочешь сказать, помогала ее организовывать? – спрашиваю я.

– Нет, она была интерном в программе. У нее были проблемы с алкоголем и наркотиками.

Он дает мне время усвоить эту информацию, поскольку знает, какой я испытала шок. Вот уж точно шок, мать вашу!

– Что-что? – спокойно переспрашиваю я.

– Она была в числе пациентов, которых отобрали для участия в программе. У нее были навыки секретаря, поэтому я дал ей место в администрации.

– Нет. Что? Мама? Ни за что не поверю, что у нее была проблема по части выпивки, не говоря уже о наркотиках. Ни за что на свете… – Я смеюсь. – Но это же сущая нелепость. У моей мамы?!

– Я знаю, что это шок для тебя, Стеф, но это – чистая правда…

Я невидящим взором осматриваю комнату. Как это может быть правдой? И как вышло, что я об этом ничего не знаю?

– Но… как? – спрашиваю я в полной растерянности. – Почему? Она же была такой собранной.

Издав нервный смешок, папа отпивает чая, потом смотрит на меня в упор.

– Она не всегда была такой. Вы видели ее с наилучшей стороны, после того как она сумела наладить свою жизнь. Она была удивительной женщиной, – говорит он.

Забавно, каким тоном папа всегда это говорит, но я-то считала, что это просто потому, что она его жена, и, хотя она действительно была удивительной, так и положено говорить о женах, верно? Сколько я видела раздражающих пар, которые просто крепко любят друг друга и остаются вместе в течение многих лет. В сущности, мне никогда не приходило в голову, что у моих родителей была какая-то жизнь до того, как появились на свет мы с Эбони, что им, возможно, пришлось иметь дело с проблемами, травмами, разочарованиями. Какая же я наивная.

– Просто расскажи мне все, папа, – умоляю я. – Мне нужно знать.

Он кивает. Я должна все услышать. Без купюр, без приукрашивания… все.

– Когда твоя мама появилась в программе, ей было двадцать один год и она была замужем за парнем по имени Питер Акройд. Он был действительно скверным типом…

При этих папиных словах все внутри у меня скручивается. Мысль о том, что моя прекрасная мама была в браке, где ее оскорбляли, рвет мне душу.

– Когда ей было восемнадцать, она поссорилась из-за него со своими родителями. Они не одобряли их отношения, потому что понимали, что он собой представляет. Этот тип был известным ходоком по женщинам, и родители не хотели, чтобы она с ним связывалась. Но в твоей маме была бурная, страстная жилка, и она терпеть не могла, когда ей указывали, как поступать.