На мое заявление, что я, занимая арьергардную позицию, не могу ее покинуть ранее, чем буду сменен, генерал Бильдерлинг ответил, что еще с утра сделано распоряжение о смене меня частями 35-й дивизии. На мой вопрос, почему последовала такая перемена, и мы вместо перехода в решительное наступление отошли, тогда как вполне ясно, что против нас был противник, не смогший или не решившийся использовать свои предыдущие успехи, генерал Бильдерлинг ответил, что, по-видимому, на Куропаткина оказали влияние отовсюду поступившие неблагоприятные донесения, колоссальный расход артиллерийских снарядов, и вместо приказа об атаке мы получили приказ ночью начать отход.

В три часа дня меня сменил дивизион 17-го гусарского Черниговского полка,[162] и я, собрав части, двинулся по направлению к станции Янтай.

Уже после шести часов вечера возобновился довольно сильный артиллерийский огонь со стороны японцев, служивший показателем об их сближении с нами. Часам к 10 вечера в полной тьме достигли мы станции Янтай. Здесь меня встретил Генерального штаба подполковник Ломновский, который передал мне приказание командующего армией разыскать находящиеся в районе станции части 71-й дивизии и, разыскав их, безотлагательно следовать к Мукдену.

Я просил подполковника Ломновского доложить генерал-адъютанту Куропаткину, что приказание будет исполнено с первыми проблесками света; сейчас же в этой тьме можно лишь вызвать переполох. Тем не менее я тут же поручил старшему адъютанту Генерального штаба капитану Борку и моим ординарцам обойти соседние с нами части и расспросить о Черноярском и Бугульминском полках.

Все пространство в районе станции было занято войсками, светилось бивачными фонарями и огнями костров. Но при ближайшем осмотре оказалось, что большую часть составляют скопившееся отовсюду войсковые обозы и парки.

К шести часам утра удалось разыскать части Бугульминского полка. Выехавший к станции командующий армией торопил меня, и в семь часов Чембарский полк, два батальона Бугульминского полка и Выборгский полк выступили по направлению на Мукден. Пропустив полки и батареи, я простился с командующим и выехал со штабом вслед за полками. Не успел я отъехать четырех верст, как меня догнал галопом ординарец командующего армией и передал письменное приказание начальника штаба армии: «Командующий возлагает на вас эвакуацию станции Янтай, для чего в ваше распоряжение назначается 11-й пехотный Псковский полк[163] и дивизион 17-го гусарского Черниговского полка».

Указав вверенным мне войскам пункты ночлегов, я приказал командирам полков следовать не задерживаясь. По прибытии в указанные пункты тотчас же становиться на ночлег. Сам вернулся на станцию.

Два обстоятельства помогли удачной, спокойной эвакуации станции Янтай. Еще накануне командир 4-го Сибирского корпуса[164] генерал-лейтенант Зарубаев[165] выслал саперных офицеров на все железнодорожные мосты и виадуки, дабы регулировать движение через них и не допустить их порчи. Драгоценным помощником, спокойным и энергичным, оказался командир Черниговского дивизиона, который, по соглашению с моим начальником штаба, прекрасно распределил дивизион по пути следования отходящих частей, не допустив ни разу нарушения установленного порядка продвижения.

До эвакуации всех раненых и больных до последнего человека, полотно железной дороги считалось для войск неприкосновенным. Все пехотные части с их артиллерией следовали по грунтовому пути по правую сторону, все парки – артиллерийские и мостовые, а за ними обозы – по грунтовой дороге по левую сторону полотна железной дороги.

Когда же был отправлен последний поезд с ранеными и больными, а в оставшихся еще вагонах и все что уместилось из артиллерийского и интендантского имущества, примерно в два часа пополудни, станция была объявлена закрытой, пехота поднята на полотно железной дороги и тем намного облегчено движение артиллерии, причем явилась возможность в хвост ей направить и часть обоза. На самой же станции я запретил немедленное зажигание интендантских складов, особенно с продовольствием, которое проходившие войска успели разобрать. Равным образом успели взять и из вещевых складов значительную часть имущества. Начальники складов пробовали протестовать, но им было объявлено, что тот, кто осмелится что-либо поджечь до моего разрешения, будет тут же предан полевому суду по 105-й статье.[166]

В четвертом часу дня к станции прибыл начальник арьергарда и объявил, что он будет стоять лишь до первого артиллерийского выстрела со стороны противника. По первому же выстрелу японцев прикажет возобновить отход. На это я ему как бы шутя ответил:

– А я полагаю, что вы будете стоять до тех пор, пока я вам не сообщу, что станция эвакуирована, все склады и сама станция зажжены. А сейчас пройдите вот к тому домику, там вас угостят чаем. А в случае натиска поддержу вас Псковским полком.

К семи часам вечера все было закончено, я отдал приказание зажечь станцию, склады уже пылали. Сам выехал на присоединение к дивизии. По пути убедился, что войска уже прошли, все движение парков и обозов совершилось беспрепятственно, и по пути я от души благодарил саперов и черниговцев за отличное выполнение данного им поручения.

Несмотря на то что это было уже не первое отступление, несмотря на сильное утомление войск, настроение было бодрое, соблюдался полный порядок, в войсках не было признаков чувства поражения.