Командующий армией одобрил все распоряжения и даже не возражал против предоставления войскам 27-го числа на сборы.

Едва я успел добраться до своей фанзы, полил дождь и разразилась одна из тех страшных гроз, подобных которым я до того нигде не видел. В течение всей ночи непрерывно сверкали молнии, удары грома следовали один за другим и, раскатываясь по горам, переходили в страшный непрерывный гул, грохотание, а по улице бурным потоком неслась целая река. Спать не было возможности, да и картина перед глазами была такая жуткая и столь величественная, что было трудно отвести от нее глаза. Нет сомнения, что многодневная, беспримерная до того по своей напряженности артиллерийская канонада вызвала такое разряжение электричества и атмосферных осадков. А какова была сила и напряженность огня, лучше всего показывает число израсходованных нами снарядов в последние дни Ляоянских боев – до 200 тысяч снарядов. Были батареи, которые расходовали в сутки по несколько сот и даже до тысячи снарядов на каждое орудие.

Так окончились Ляоянские бои. Мы отошли в полном порядке на позиции, которые сами избрали, не тревожимые японцами. Почему именно отошли – полного ответа так на память дать не могу. Но несомненно, что неосновательно считать одной из главных приводимых причин отхода переход армии Куроки на правый берег р. Тай-дзы-хэ в обход нашего левого фланга. Перешла не армия Куроки, а только полторы дивизии, которые к вечеру 20 августа выдохлись и могли быть нами раздавлены переходом в наступление 21-го, как правильно наметил командующий армией, но затем, по своему обычаю, сейчас же и перерешил. Несомненно тоже, что японцы сами отступили раньше нас, и только генерал Нодзу,[169] командующий 2-й японской армией, видя наш отход, умолил вернуть в Ояму[170] войска и снова наступать. За это он и получил титул маркиза.

28 августа в семь часов утра мы выступили по назначению. Командующий армией пропустил колонну мимо себя, благодарил части за их боевые труды и еще раз напомнил всю важность возложенной на нас задачи. Дорога, хотя и размытая дождями, не представляла особых трудностей, и мы успешно продвигались вперед.

Едва мы достигли г. Фулина в 16 верстах от Мукдена, как меня нагнал ординарец командующего армией и передал письменное приказание: «С получением сего выделить 5 рот на этапы».

Приказание было немедленно исполнено, но невольно чувствовалась несообразность его с указаниями Командующего армией о важности возложенной на дивизион задачи.

31 августа мы достигли д. Импань и расположились в ее окрестностях на берегу р. Хунь-хэ.

Предстояло выбрать и укрепить позиции. Впервые мы попали в горный район и с трудом могли разбираться в окружающей обстановке, ограничить протяжение позиции соответственно с силами отряда. После нескольких неудачных попыток мы все же в три дня наметили главную позицию и два передовых опорных пункта и приступили к ее укреплению. Охранение стояло в четырех верстах впереди нашего расположения.

Левее (восточнее) нас уступом вперед стоял отряд полковника Мадритова.[171] Японцы стояли значительно южнее нас и никаких активных действий не предпринимали. Описание и кроки занятой позиции были представлены в штаб армии.

Постоянно изучая местность кругом позиции, мы наконец разобрались и увидели, что горный узел находится в трех верстах позади нашей позиции. Ясно, что приходилось перенести главную позицию на этот горный узел, а бывшую – обратить в передовую. Так и было исполнено и подробно донесено в штаб армии, чем вызвано новое распределение позиции. В ответ на это донесение получил от командующего армией собственноручную записку: «Отправляя вас в Импань, я надеялся на вас как на каменную гору, а вы мне доносите, что отступили на три версты». Перечитал несколько раз и прямо недоумевал. Ведь от меня требовалось сохранить не д. Импань, а путь на Фушунь – Телин, и я на этом пути определил и занял горный узел, то есть сочетание ряда высот, у подножья которых проходит главный путь и с ним сходятся все боковые дороги и тропы, и которого миновать нельзя, а меня упрекнули в отступлении на три версты.

Но недоумевать пришлось и по другому поводу. Еще 28 августа, как упомянуто выше, я по приказанию командующего армией выделил пять рот на этапы. 6 сентября получаю телеграмму от командира 3-го Сибирского корпуса генерал-лейтенанта Иванова, стоявшего в окрестностях города Фушун, с вопросом, почему я не исполняю до сих пор приказания по армии за номером таким-то. Ответив, что этого приказания в дивизии нет, я спросил, что им требуется от меня? Тогда генерал-лейтенант Иванов передал по телеграфу содержание этого приказания: «Командующий армией приказал с получением сего выделить от каждого батальона полков 71-й дивизии по одному офицеру и по 200 солдат на усиление личного состава войск 3-го Сибирского корпуса».

И это приказание было тотчас же исполнено. Последствием его явилось значительное ослабление личного состава дивизии, что в трудную минуту могло крайне неблагоприятно отозваться на успешном выполнении возложенной на дивизию задачи. К счастью, японцы не обнаруживали никакого шевеления.

Условия жизни были вполне благоприятные. Дожди прекратились, наступила великолепная осень, довольствие людей и хлебопечение вполне наладились. С довольствием лошадей было хуже, не всегда удавалось доставать ячмень, а чумизная солома явилась очень хорошим подспорьем; артиллерийские лошади стали поправляться. Сами мы всегда имели в изобилии мясо, яйца, зелень, фазанов, местных груш, которые в компоте были вполне съедобны. Сахар и масло выписывали из Харбина, а от Мукдена доставляли частям средствами дивизионного обоза. На месте можно было иметь только растительное масло (бобовое), так как манджуры не употребляют в пищу коровьего масла, коров не доят.

Наступило время отлета диких гусей, которые целыми стаями садились по берегу реки, но, во избежание тревог, охота в районе отряда была строго запрещена. Вообще же жили главным образом на средства страны. При наличии в фанзах больших чугунных котлов и при земляных полах было очень легко устраивать бани и стирку белья в горячей воде, что благоприятно отзывалось на санитарном состоянии людей.

Отношения с жителями установились вполне дружественные.