Гурлянд решительно замотал головой.

– Называла девиц из пансиона мерзкими слизнями… Буквально обливала презрением… Мы с Рихардом Ферхом радовались, что наши жены не будут дружить против нас… Как это глупо теперь выглядит…

– Ваша невеста рассказывала, как два года назад выиграла в лотерею и еще получила редкий хрустальный бокал в качестве приза за успехи в учебе?

– Ни словом не обмолвилась…

– Про ее новый выигрыш в лотерею известно?

– Впервые слышу!

– За что хотели разделаться с матушкой Гусыней?

– Господин Пушкин, ну поверьте: никакого преступного умысла. – Газетчик приложил руку к месту, где у него должно было находиться сердце. Или ржавый орган, его заменявший. – Милейшая и полезная в некотором смысле дама… Пусть живет и здравствует… Ну как мне убедить вас в моей полной невиновности?

Попытка провалилась. Убедить могла только паутина математической системы, в которой Гурлянду были отведены свое место и ячейка в таблице.

Из прихожей послышался шум и рыдания: видимо, привезли тело из участка. Оставаться было неприлично. Пушкин потребовал от Гурлянда сохранить их пока неофициальный разговор в полной тайне от приятелей и графа. А сегодня вечером на мальчишнике сделать вид, что они незнакомы. Бывший жених пообещал со всем жаром человека, избежавшего ареста. И пообещал бы что угодно.

* * *

Авива Капитоновна металась по большой гостиной и не находила покоя. Душу ее терзали самые жуткие пытки, куда хуже раскаленного железа или дыбы палача. Ее терзала ревность. Вчера граф дал слово, запечатанное поцелуем, что завтракает у нее. Но не явился. Мадам Бабанова не усидела и поехала к нему домой. Камердинер доложил, что его светлость изволили встать с утра пораньше, оделись и отбыли в неизвестном направлении. Такое поведение говорило об одном: негодяй решил приударить за баронессой и наверняка у нее с визитом. Авива Капитоновна не сомневалась, что сейчас граф в каком-то ресторане развлекает эту фон Шталь, потом поедут кататься по Москве, а дальше… Что будет дальше, она и думать не хотела. И только мучилась новыми волнами ревности.

Вошла горничная и доложила о госте. Тот был очень кстати. От него можно кое-что разузнать. Авива Капитоновна уселась на диване в самой непринужденной позе и разрешила входить.

Пушкин появился в том же сюртуке, что вчера. Даже пятна на месте. Такую неряшливость в мужчинах, а тем более в женихах мадам Бабанова презирала. Но сейчас ей было не до того. Она торопливо сдула остаток сгоревшей бумажки из пепельницы. Завиток пепла упал к ее ногам и был окончательно растоптан. В воздухе остался еле заметный запах горелого.

– А, мой милый зять! – с деланой радостью воскликнула она. – Рада вас видеть… Позвольте напомнить, что жениху в дом невесты без букета и конфект являться неприлично…

Отдав поклон, Пушкин вынул из-за спины коробку с набором печенья «Экстра». От неожиданности Авива Капитоновна отпрянула, что, сидя на диване, непросто, и отмахнулась.

– Что это? Что? Зачем? – закричала она, вытаращив глаза.

– Небольшое угощение для вас, печенье фабрики «Эйнем», – ответил Пушкин. – Вы, кажется, любите…

Авива Капитоновна оправилась от испуга и даже улыбнулась.

– Как мило… Приятно… Печенье… Попьем с чаем… У нас как раз нету печенья… Поставьте там. – Она указала неопределенно.

Пушкин положил на край ее дивана. Мадам Бабанова невольно отодвинулась, как от опасного создания.

– Жаль, что Астры Федоровны нет, уехала за покупками к свадьбе… Но вы подождите ее… Приказать подать вам что-нибудь? Не остались вчера, такая жалость… Повару ужин удался изумительно…

– Мадам Бабанова, у меня к вам разговор.

– Называйте меня маменька, мне приятно…

– Мадам Бабанова, – с нажимом повторил Пушкин.

– Даю за Астру Федоровну тридцать тысяч годового дохода и дом, и обстановку, – будто опережая, сказала она. – Надеюсь, не в обиде…

– Зачем вам понадобилось выдавать за меня Астру Федоровну?

Авива Капитоновна заставила себя улыбнуться.

– Хочу счастья дочери… С таким человеком, как вы, она будет счастлива.

– Ответ не может быть верным, – сказал Пушкин. – У нас разница более десяти лет. Мадемуазель Бабанова ненавидит меня и не простит предательства сестры.

– И только? Пустяки… Полюбит… Я вышла замуж, будучи младше ее на три года…

– По закону брак не может быть законно совершен без взаимного и непринужденного согласия сочетающихся лиц… Я не просил руки Астры Федоровны у вас и не делал предложения ей. Вашу дочь не люблю и не намерен жениться вовсе. Зачем вам понадобился обман?

Коробка мозолила глаза. Авива Капитоновна отнесла ее на столик в дальнем углу гостиной и вернулась.

– У всего есть своя цена, – сказал она. – Нам, купцам, об этом доподлинно известно. Вам предложено столько, что хватит и вашим внукам… Женитесь на Астре, берите приданое и живите счастливо… Остальное приложится, поверьте мне… Больше дать не могу… Мне еще Гаю надо выдать замуж… Ну и себе оставить на старость…

Выслушав, Пушкин замолчал.

– В таком случае отвечу я, – наконец сказал он. – Вам понадобился родственник-полицейский в семье. Для чего? Вариантов немного. Или вы боитесь за Астру и тем хотели уберечь ее от какой-то опасности. Или…

– Или… – ласково повторила Авива Капитоновна.

– Или вы боитесь чего-то.

Она засмеялась натужно и громко.

– Я? Авива Бабанова? Чего мне бояться? Кто мне страшен? Смешно слушать…

– Чаще всего боятся разоблачений, – ответил Пушкин.

Авива Капитоновна прожгла его взглядом, как может и умеет жечь только очень рассерженная женщина. Ну, или им так кажется.

– Говорите, да не заговаривайтесь, мой друг… Не выдумывайте фантазий.

– Фантазиям не обучен. Имею дело с фактами. Они таковы: вы содержите под секретом кассу взаимопомощи невест. Которая не разрешена ни Министерством внутренних дел, ни градоначальством Москвы… Вчера и позавчера из кассы должны были быть выданы суммы приданого на тысячу рублей каждая. Итого две тысячи. Однако мадемуазели Юстова и Бутович внезапно погибают в модном салоне мадам Вейриоль. Салон находится в доме, который принадлежит вам. 25 апреля утром, когда в примерочной находилась мадемуазель Юстова, вы были в салоне и разговаривали с Вейриоль. У меня есть свидетель. Вчера вы снова посетили салон, когда в примерочной находилась Бутович. Ничто не мешало вам войти через сад и убить обеих. Одного этого достаточно, чтобы присяжные признали вас виновной… У меня имеются улики, целиком изобличающие вас…

Мадам Бабанова повела себя странно. Вместо того чтобы кричать, рыдать или все отрицать, она выгодно устроилась на диванной спинке и улыбнулась с явным облегчением.