– У нас и не лечилась, – завершилафразу Дарья, – это раз. Теперь два. Увы, бывают порой, очень редко,летальные исходы. Как правило, в крайне запущенных случаях. Равиль стараетсявытащить любого человека, но он не бог. Хотя я не припоминаю тех, кто, увы,ушел на тот свет. И потом…

Дарья тихо журчала, меня стало покачивать.

– Посидите минуточку, – вдруг резковскочила девушка, – я сейчас приду.

Я плюхнулась в мягкое кресло и почувствовала,как тело одолевает дремота. Руки-ноги потяжелели, голова стала заваливатьсянабок. Похоже, в лечебном учреждении нет ни одного посетителя, вокруг стоит,простите за некорректное сравнение, могильная тишина.

Кстати, недавно, проезжая по улице, я увиделазабавный рекламный щит. «Клиника «Меск», все медицинские услуги, включаяритуальные». Помнится, у меня мороз побежал по коже. Интересно, что испытываютпациенты, когда их взор натыкается на такое сообщение у ворот больницы? Хужетолько плакат «Готовим на глазах», который недавно повесили возле нашего дома.Хотя, может, у меня просто слишком развито воображение? Прочитала «Готовим наглазах» и представила, как ко мне подходит повар, швыряет на очи сосиски, солитих, перчит, переворачивает… Мрак! Лучше бы написали: «Вы увидите, как мы жариммясо» или «Раз, два, три, суп, кипи!» А то – «Готовим на глазах»… На чьих?Ясно, не на своих, а покупателей.

Туман окончательно заполнил голову, я подавилажелание вытянуть ноги, в приемной звучала тихая музыка и ненавязчиво пахлованилью.

Резкий звонок мобильного спицей воткнулся вухо. Я, мгновенно очнувшись, вскочила, перевела дыхание и схватила трубку.

– Лампудель, ты где? – нежно пропелКирюша. – Наверное, еще не обедала? А длительное голодание вредно длячеловека.

– Что случилось? – испугалась я.

– Почему, как только я начинаю проявлятьзаботу, ты моментально пугаешься? – с обидой спросил Кирик.

Я вновь села на диван. Когда Кирюша учился вмладших классах, я всегда, едва войдя в дом, знала, какие отметки он сегодняполучил. Если ботинки расшвыряны по углам, а куртка валяется у зеркала, значит,проблем нет: по сочинению четыре, а по математике честно заработанная тройка.Но коли кроссовки аккуратно поставлены в калошницу, а верхняя одежда висит на«плечиках», то день не задался, дневник полон «лебедей». Особенно тревожносжималось сердце при виде тщательно вымытой посуды. А один раз я заметила, чтопо дому прошлись с пылесосом, и чуть не упала в обморок: неужели Кирюша взорвалшколу?

Только не подумайте, что Кирик маленькийлицемер и подхалим. Нет, он просто хотел подсластить мне пилюлю и приносилтаким образом извинения за доставленные переживания. Теперь, правда, эпохамытых полов миновала, но всякий раз, угодив обеими ногами в неприятность,Кирюша начинает трогательно обо мне заботиться.

– Что случилось? – повторила я.

– Ничего!

– Совсем?

– Ну да, – ответил мальчик. А черезпару секунд добавил: – Если не считать таинственных исчезновений Капы.

– Мопсиха опять спряталась?

– Она сегодня уже трижды проделывала этотфокус, – заявил Кирик, – пропадает без следа, потом вдруг – здрассти,вернулась! Понять не могу, где она ныкается.

– Может, под столом в комнате уКати? – предположила я. – Вроде там ее любимое место.

– Было! – уточнил Кирюша. –Теперь другая нора образовалась, и я пока не нашел ее. А что ты делаешь?

– Ничего, – быстро ответилая, – так, чепуха на постном масле.

– Очень занята?

– В принципе нет.

– Можешь отложить дело на час? Нет, дажена полчаса?

– Наверное, да. А что?

– Выручи, а?..

– Говори, – велела я.

– Отвези на вокзал Олимпиаду ТимофеевнуБерезняк.

– Это еще кто такая? – поразиласья. – Откуда она взялась? Впервые слышу.

– Олимпиада Тимофеевна Березняк – мамаЛеонида Радько. А у него есть четки из нефрита, которыми пользовался сам Будда.

– Да? – усомнилась я. – Небосьдико дорогая вещь!

– Леонид сейчас в Тибете, –затараторил Кирюша, – живет в монастыре, а его мать собралась в гости кродственникам в город Брыльск. Олимпиада Тимофеевна уже пожилая, ей одной довокзала не добраться.

– А я тут при чем?

– Лампа, слушай внимательно. Хочешь домикв деревне?

– Олимпиаду Тимофеевну на что-томеняют! – осенило меня.

– Молодец! – похвалил меняКирюша. – Ты становишься сообразительной. Если мы посадим бабулю в поезд ипомашем ей ручкой, то Клара, жена Леонида, даст нам нефритовые четки. Я выменяюна них икону, а потом… Дальше неважно, ты запутаешься. Женщина вообще неспособна удержать в голове всю цепочку. Главное, знай: Олимпиада идет за четки,а они очень нужны.

– Почему бы невестке самой не проводитьсвекровь?

– Она рожает.

– Олимпиада Тимофеевна? – обалделая. – Вот так фокус!

– Лампудель, – устало перебил меняКирюша, – хватит идиотничать. Всех дел на тридцать минут. Я сам не могу,не спрашивай почему, долго объяснять. Беременна не бабка, а ее невестка, Клара.

– Ну ладно, – с некоторой долейсомнения ответила я, – говори адрес.

Записав на бумажке необходимые сведения, явышла из клиники, так и не дождавшись Дарью. Визит к Равилю временно придетсяотложить, но я непременно вернусь и побеседую с целителем.

Газетчица Наташа, увидав меня, радостнозаулыбалась.

– Вот, держи свою прессу и «Хиромантию».

– Спасибо, – поблагодарила я.

– Тебе мерси! Приходи еще.

– Непременно, – сказала я, сделалашаг назад и наткнулась на какого-то человека.

– Что же вы ушли? – воскликнул знакомыйголос.

Я чуть посторонилась и поняла: только чтонаступила на ногу Дарье.

– Вот здорово! – укоризненно заявилаона. – Я по кабинетам бегаю, пытаюсь вам помочь, а выходит, зря? Хорошо,что увидела через окно, как вы по трамвайным путям топаете. Возвращайтесь,Равиль вас примет.