— Мне нужно десять минут. Можем встретиться через..,час.

— Через полтора часа, — быстро сказалаЛайма. — В кафе «Леонсия». Знаете его? Да-да, именно там. О, вы тожебывали! У нас с вами одинаковые вкусы. У нас с вами вообще очень много общего.Как будто между нами протянута нить. Отлично, буду вас ждать.

— И ты еще спрашивал, чем компьютер лучшеженщины, — шепотом сказал Корнеев Медведю. — Хотя бы тем, что он неможет позвонить и навешать тебе лапши на уши.

* * *

Кафе «Леонсия» было дорогим, стильным и наполовину пустым.Посетителей обслуживали только молодые люди с внешностью Антонио Бандераса.Лайма насчитала целых пять Бандерасов в белых костюмах с золотыми пуговицами.Один из них проводил ее за столик возле окна, отодвинул стул и подал меню.Потом наклонился и сказал заговорщическим шепотом:

— Сегодня у нас чудесные фирменные «Тирамису».Рекомендую.

Лайма немедленно заказала «Тирамису» и кофе, просто длятого, чтобы официант не дышал ей в ухо. И тотчас увидела Болотова. Он как разпродвигался к входу в кафе походкой успешного человека, у которого не случилосьни одного сбоя в распорядке дня.

Сегодня он был в бежевом, и Лайма неожиданно поняла, чтососкучилась. Вон что получается! Выходит, они с ним уже сроднились, как муж ижена. И что бы там ни чувствовали на стороне, истинную нежность приберегаютдруг для друга. Поэтому, когда Болотов подошел и поцеловал ее в щечку. Лаймаразмякла и пробормотала:

— Как же я рада тебя видеть!

Болотов заметил, что тоже рад, повозил стулом, устраиваясьпоудобнее, и с вызовам спросил:

— Ну и где же ты ночевала со своими иностранцами?

Глаза у него были вредными и подозрительными, и с Лаймынемедленно слетело благодушие.

— Сняла для них номер в гостинице. Николай Ефимовичсумел найти деньги.

— Замечательно, — тон у Болотова былменторский. — А то придумали — таскать чужих людей по своим квартирам идачам. Это нецивилизованно — раз, и неприятно — два.

— Я рада, что мне удалось избавить тебя отнеприятностей, — сказала Лайма, которой уже расхотелось делиться с нимновостями.

Кроме того — чем делиться? Разве сразу сообразишь, что емуможно говорить, а что нельзя? И особо рассиживаться некогда — вот-вот явитсяШаталов. Она посмотрела на часы и сказала:

— Жаль, что у тебя мало времени.

— Не настолько, чтобы не выпить чашку кофе.

Он поднял голову в поисках официанта. Бандерасы ходили междустоликами и смотрели на посетителей жгучими глазами бандитов, направленных вкафе на исправительно-трудовые работы. Болотов картинно щелкнул пальцами изаказал «эспрессо». Лайма уже ела свой торт, начав с верхнего слоя крема. Вуголке рта у нее застряла шоколадная крошка. Болотов, вывалив на нее все своераздражение, тотчас оттаял. Взял салфетку и нежно стер крошку, перегнувшисьчерез стол.

— Так что там насчет дня нашей свадьбы? — спросилон. — Я практически готов.

— Как это — практически? — искренне удивиласьЛайма.

— Не придирайся к словам. Обычно мужчины говорят, чтоони не готовы жениться, я же у тебя такой особенный, что заявляю о полной иабсолютной готовности.

Физиономия у него сделалась умиротворенной. Как будто онисидели в собственном саду под вишней и ковыряли ложечками в креманках. Лаймапоняла, что он всегда считал себя неотразимым. Ее счастливым билетом. А что?Это так и есть. Все женщины будут ей завидовать.

— Тебе не нравится кофе? — спросила она.

— Почему?

— Ты медленно пьешь. Прошло уже пятнадцать минут, а тывыпил всего половину чашки.

— Мы же не на скорость его пьем. И, кстати, не уходи отответа.

— Хорошо, давай назначим свадьбу на конец августа.

Конец августа всегда был для нее как Новый год. Некий рубеж,когда заканчивались отпуска и начинался нормальный рабочий период. В концеавгуста они поженятся и с сентября заживут одной семьей.

— Но ты должна понять, Лайма, что, если мы сочетаемсябраком, это уже навсегда, — предупредил жених. — Все изменитсябесповоротно.

Лайма не успела прочувствовать, как это — все бесповоротноизменится, когда увидела за окном Корнеева. Он вышел из машины, подкралсяпоближе и теперь строил ей обезьяньи рожи. Тряс рукой с часами и показывал наних пальцем.

— Ну, — сказала она, хлопнув ладонями по столу. —Кажется, тебе пора. Мне тоже надо отправляться.

— Тебя подвезти?

— Нет, я с шофером. Николай Ефимович выделил мне личныйтранспорт. Приходится много ездить, смотреть помещения…

Тут Болотов обернулся и увидел Корнеева, который приплюснулнос к стеклу, сделавшись похожим на поросенка Хрюшу.

— Господи боже, что это?! — отшатнулся он.

— А! Это и есть мой шофер, — легкомысленноответила Лайма. — Не может жить без руля. Очень переживает, когдаприходится стоять в ожидании.

— Надеюсь, у него с нервной системой все впорядке? — пробормотал Болотов. Встал и сказал:

— Ну, если ты меня гонишь, я пойду. Скажи только, когдазакончится твоя эпопея с поисками помещения? Я уже отвык ночевать один. Или тыспециально, — он хохотнул, — разжигаешь во мне страсть?

— Давай созвонимся ближе к вечеру, — улыбнуласьЛайма. — Тогда все и обсудим.

Болотов встал, нежно поцеловал ее в губы и пошел к выходу.Распахнул дверь на улицу и оказался лицом к лицу с Шаталовым. Шаталов для негобыл ноль, пустое место. Поэтому он преспокойно пропустил его внутрь и вышел, неоглянувшись.

Лайма вздрогнула. Надо же — ирония судьбы. Они столкнулисьнос к носу: мужчина, от которого у нее мурашки по коже, и тот, за кого онасобирается замуж.

Смешно, конечно, но Шаталов тоже оделся в бежевое. Его густыекаштановые волосы были небрежно откинуты со лба, каменный подбородокподчеркивал жесткость взгляда.

Расторопный Бандерас бросился навстречу новому посетителю,но тот пресек его порыв на корню:

— Спасибо, меня уже ждут. — И прямиком проследовалк столику Лаймы.

— Геннадий, — выдохнула та, приподнявшись и сноваупав на стул. — Это вы.

— Это я, — ответил Шаталов, усевшись на место,которое только что освободил Болотов. Поерзал и сказал:

— Чертово солнце! Нагрело стул, сидеть невозможно.

Лайма покраснела и, чтобы скрыть замешательство, спросила свызовом:

— Так вы узнали хоть что-нибудь?

— Узнал. Узнал, что ни о какой Соне Кисличенкородственники Ники Елецковой никогда не слышали.