— Жаль, — пробормотала Лайма, на которую опятьстало накатывать знакомое ощущение неконтролируемого восторга.

Господи, с чего она взяла, что хочет замуж за Болотова?Разве можно выходить замуж за одного мужчину, когда так сильно волнует другой?Черт с ним, пусть управляет ею. Она согласна.

Шаталов, не подозревавший о тех тектонических сдвигах,которые производил в ее мозгу и гормональной системе, сердито сказал:

— А теперь давайте повествуйте, кто такая эта ваша СоняКисличенко.

На самом деле ему хотелось схватить Лайму за плечи и трястидо тех пор, пока вся информация не вывалится из нее, словно золото изволшебного барашка. Почему он решил, что она действительно переводчица и можетобеспечить индусу алиби? А если она соврала? Он даже не знает, как еепо-настоящему зовут — Ольга? Лайма? Или какая-нибудь Катаржина? Он был знаком содной полькой, Катаржиной, как две капли воды похожей на нее. Такой же красивойи несговорчивой. Только полька никогда его так не бесила. И он не обращалвнимания на всякие мелочи — как она облизывает губы, барабанит по столупальцами с аккуратными ногтями машинистки, кидает взгляд из-под ресниц —неожиданно, словно вонзает нож.

— Ну… — пробормотала Лайма. — Соня Кисличенко —моя подруга.

Шаталов изумился:

— Вы что, у нее не могли спросить, знает ли она НикуЕлецкову?

— Не могла. Потому что Соня тоже исчезла. Еще до вашейНики. Ее увезли в белом автомобиле с тонированными стеклами. В прошлую пятницу.

— Что?! И вы только сейчас мне об этом говорите?!

Он наклонился вперед, и Лайма заметила, что его широкиеноздри так быстро и мелко трепещут, словно в носу сидит стрекоза. Тогда онаживо возразила:

— Мы с вами только вчера познакомились. Что же, ядолжна была сразу исповедоваться?

— Вы просто дура. В какие игры вы играете? Я уже жалею,что не рассказал о вас милиции. Сегодня же продиктую им номер вашей машины.

— Машина краденая, — парировала Лайма. — Ивообще. Я вам все наврала. Я никакая не Ольга Удальцова, и видеть вас больше нехочу. Я думала, вы мне поможете, а вы только выспрашиваете. Зря я вас вчерапоцеловала.

Она вскочила и собралась уходить. Однако Шаталов тоже встали преградил ей дорогу.

— Это я вас поцеловал. — Она шагнула влево, онтоже шагнул влево. Она шагнула вправо, он повторил маневр. — И приусловии, если вы не будете морочить мне голову, мы сможем это при случаеповторить.

— При случае? — ахнула Лайма. — Да еще сусловием? Нет уж, благодарю покорно. Целуйтесь с другими дурами. С меня хватит.

— Куда это вы собрались? Я вас не отпускаю.Выкладывайте все, иначе милиция будет здесь через пятнадцать минут.

— Идите к черту!

Она оттолкнула его двумя руками и рванула к выходу.

— У меня есть номер вашего телефона! — предупредилШаталов.

— Он тоже краденый! — бросила Лайма черезплечо. — И не забудьте заплатить по счету.

Чертыхаясь, он расплатился и ринулся вслед за ней. Однакотут на его пути встал Корнеев, надвинувший на нос темные очки.

— Спокойно, дядя, — сказал он, поигрываямышцами. — Дама отчаливает, а вы ей не препятствуйте. И тогда ваша печеньостанется на привычном для нее месте. О'кей?

Шаталов отступил и засунул руки в карманы. Стервозная девицауже сидела в машине. Второй раз она уезжала в никуда, а он сердито смотрел ейвслед.

* * *

Роберт Агашкин открыл дверь, немедленно узнал Корнеева иотпрыгнул назад, словно в лицо ему полыхнуло огнем.

— Лаймочка! — В его голосе звучалаукоризна. — Ты говорила, что придешь с другом!

— Это и есть мой друг. — Она ступила в коридор,заставив хозяина квартиры попятиться. — У нас очень-очень важное дело.

Перед этим она взяла с Корнеева двадцать пять честных слов,что он не будет ничего делать с бедным Робертом и позволит ей самой вытянуть изнего все сведения, которыми тот располагает. Корнеев давал свои честные слова,но выглядел при этом, как кот Базилио, хитрый и коварный.

— Ну хорошо, — смирился Агашкин. — Проходите.Не обращайте внимания на беспорядок, я выполняю один важный заказ.

Они вошли в комнату, ступили на длинный ковер с затоптаннымворсом и замешкались, не зная, куда деться. Все сидячие места были занятыкакой-то дребеденью: рулонами бумаги, линейками, пружинами, гвоздями,молотками, деревянными чушками и прочим и прочим. Были тут даже куча камней нагазетке, отвратительно воняющая бутыль с зеленоватой жидкостью и ведро собойным клеем. На диване лежал драный кот по кличке Палтус, злой и кусачий.Корнеев сказал: «Кыс-кыс», и кот приоткрыл амбразуры глаз ровно на миллиметр,чтобы поточнее прицелиться, если вдруг что.

Агашкин вбежал вслед за гостями и сказал:

— Такая интересная штука получается, вы не поверите!Основа конструкции уже готова, вот только я грузило не могу найти подходящее.

— Ты что, решил усовершенствовать удочку? —спросила Лайма.

— Тут другое! Меня дружинники попросили сделать орудиедля обороны. Не холодное оружие, заметьте, а именно орудие. Чтобы не убило, номогло испугать бандитов.

— А при чем здесь грузило? — поинтересовалсяКорнеев, шныряя глазами по сторонам.

Вдруг этот тип действительно маньяк и удастся заметитьчто-нибудь любопытное? Что-нибудь, что позволит уличить Агашкина, припереть егок стене.

— Это будет нагрудный кастет, — азартно поведализобретатель. — Хотите посмотреть?

Лайма собиралась отказаться и уже открыла рот, но Корнеев ееопередил.

— Конечно, хотим. Еще бы! Нагрудный кастет? Вероятно,что-то потрясающее. Раз кастет нагрудный, он, стало быть, находится на груди?

— Вот именно! — возликовал Агашкин, смахнув с носаупавшую прядь волос. — Какой бандит ожидает подобного подвоха?! Посколькутеперь лето и жарко, я пристроил его под легкий жилет на «молнии». Иначе,конечно, его не спрятать. Люди, смотрите сюда!

Агашкин встал посреди комнаты, и его светлое, улыбчивое лицопокрылось румянцем удовольствия.

— Если я ме-е-е-едленно расстегну «молнию» на жилете,ничего не случится. Видите?

Он сопроводил свои слова длинным движением руки, уводяметаллическую «собачку» вниз. Лайма и Корнеев смотрели на него во все глаза.Агашкин снова застегнулся до самого горла и радостно закончил:

— Но если я дерну «молнию» резко, то — р-р-раз! —он дернул, — враг получит мощный удар в грудь!

Из-под «молнии» совершенно неожиданно для зрителейвыпрыгнула огромная металлическая пружина с острым концом и, покачиваясь,зависла в воздухе, перпендикулярно агашкинскому телу. Вероятно, пряталась она внекоем подобии коробки, привязанной к его груди двумя эластичными ремнями.