Геккель пришел в ярость и на следующий день на повторной встрече с лондонскими пасторами выказал уже куда большую настойчивость. Раз с Беллом он потерпел поражение, тем более ему требовалось добиться своего на другом участке фронта и заполучить подписи на присяге. Однако семеро пасторов ничего не подписали, более того, они имели дерзость настаивать на том, чтобы Геккель подписал их документ. Если он хочет, чтобы они присоединились к новообразованной Церкви рейха, пусть примет их условия. Если рейхсцерковь подтвердит, что она «основана на Священном Писании Ветхого и Нового Завета», раз и навсегда откажется от применения Арийского параграфа и обещает не запрещать служения никому из пасторов, кто признает эти пункты, то пасторы с радостью присоединятся к такой Церкви. Все просто.

Геккель, загнанный в угол, вновь прибег к своему любимому оружию – прямым и косвенным угрозам. Он дошел даже до обещания приравнять пасторов к «пражским эмигрантам», если они не будут «послушны» в этих вопросах. «Пражскими эмигрантами» нацисты пренебрежительно именовали левую оппозицию, которая вынуждена была под угрозой смерти бежать из страны после прихода Гитлера к власти. Это было уже слишком. Вскоре после того, как прозвучали эти слова, Бонхёффер поднялся и вместе с двумя коллегами покинул собрание.

Геккель вернулся в Берлин с пустыми руками и кипя от ярости. Можно себе представить, как он сожалел о том энтузиазме, с которым недавно рекомендовал Бонхёффера в лондонский приход, – своими руками обеспечил своевольному и опрометчивому идеалисту платформу, с которой тот мог теперь обстреливать рейхсцерковь. Неделю спустя Геккель узнал о приглашении Бонхёффера во дворец Ламбет, к архиепископу Кентерберийскому Космо Лэнгу. Это уж и вовсе было нестерпимо, учитывая, что всего несколько месяцев назад делегация рейхсцеркви во главе с Хоссенфельдером и Фезером добивалась такого приглашения и была отвергнута. Геккель решил, что с него достаточно, и вытребовал Бонхёффера в Берлин.

Пока Бонхёффер добрался до Берлина, ставки в этой борьбе поднялись в очередной раз, причем для обеих сторон. Геккель только что получил награду за благонравие – сан епископа – и рейхсепископ поставил его во главе иностранного отдела. Теперь Геккель отчитывался не только перед церковными властями, но и перед государственными, и тем серьезнее воспринимал свою неудачу в попытке улучшить образ Германии и немецкой Церкви в иностранной печати. Но и положение Бонхёффера по той же причине сделалось серьезнее: разногласия с Геккелем и отказ подписать заготовленный им документ теперь понимались как государственное ослушание и даже могли рассматриваться как измена.

Бонхёффер приехал в Берлин 5 марта. На встрече с непокорным пастором новоиспеченный министр особо не церемонился в выражениях: отныне и впредь Бонхёффер должен прекратить всяческую экуменическую деятельность. Привычным жестом Геккель извлек очередной документ и велел подписать – Бонхёффер, как всегда, оказался достаточно умен, чтобы ничего не подписывать, и достаточно умен, чтобы не отказываться наотрез: он обещал взвесить этот вопрос и в ближайшее время ответить письменно. 10 марта он вернулся в Лондон, а 18 марта написал оттуда Геккелю. Как можно было предугадать заранее, Бонхёффер отказался подписывать документ.

В Берлине Бонхёффер встретился также с Мартином Нимёллером, Герхардом Якоби и другими руководителями Чрезвычайного союза пасторов. Настал момент истины. Они убедились, что все их усилия в церковной борьбе пропали втуне, и тоже пришли к решению порвать с Церковью рейха. Они согласились с Бонхёффером в том, что наступил status confessionis, и назначили на конец мая синод Свободной церкви в Бармене. То был водораздел: синод должен был официально и публично закрепить выход оппозиции из впавшей в ересь Церкви рейха. Пасторы вышли на брег Рубикона и препоясывали чресла перед переправой.

Теперь как никогда требовалась поддержка диаспоры. Бонхёффер чувствовал, как нарастает напряжение, и в ту же неделю, когда составлял ответ Геккелю, связался с друзьями по экуменическому движению. 14 марта он писал Анри-Луи Энрио, швейцарскому богослову, возглавлявшему Всемирный экуменический альянс. Написал он также епископу Беллу – по-английски:

...

16 марта Энрио написал Беллу, также выражая озабоченность ситуацией, и в тот же день ответил Бонхёфферу.

...

28 марта Бонхёффер ездил в Ламбет и получил аудиенцию у Космо Лэнга, архиепископа Кентерберийского. 7 апреля он вновь писал Энрио. В переписке той поры и с представителями экуменического движения, и с коллегами по Исповеднической церкви отчетливо ощущаются тревога и разочарование.

...