class="p1">Несколько минут я просто стояла рядом с ним, разглядывала. Даже в таком состоянии он был красив, как-то благородно красив. И безумно напоминал того Яна, которого помнила во мне Леона. Может ли праправнук быть настолько похожим на своего предка? Или же мои воспоминания не так точны, стерлись за давностью лет, и внешность Ивана так или иначе на них повлияла? Или же…

Иван и Ян – одно ведь имя?

Но разве так бывает?

Он проснулся, когда солнце уже начало клониться к закату, окрашивая верхушки деревьев в красный цвет. К тому моменту я успела немного протереть пыль в комнате, вымыть окно и открыть его, чтобы свежий воздух проник в давно непроветриваемое помещение. Нашла в другой комнате старое, но все еще целое постельное белье, подушку, одеяло. Пришлось долго вытряхивать их на улице, у меня чуть не отвалились руки, но зато пыль уже не летела от каждого прикосновения, ими вполне можно было пользоваться.

Я сидела в кресле у окна, ловя последние лучи заходящего солнца, и читала одну из книг, найденных в небольшой библиотеке, когда Иван позвал меня:

– Эмилия.

Я подняла голову, улыбнулась.

– Как ты себя чувствуешь?

Он не ответил, но попытался сесть. Самостоятельно у него это не получилось, пришлось помочь.

– Сейчас принесу тебе поесть.

Он мотнул головой.

– Не хочу.

– А я у тебя не спрашивала, хочешь ты или нет, – строго заметила я. – Тебе нужны силы.

Не давая ему больше возразить, я вышла из комнаты, а вернулась с подносом, на котором стояла чашка с супом, тарелка с мясным гуляшом и большой стакан свежайшего яблочного компота. Последнее – гордость тети Ани. Уж не знаю, что она кладет в этот компот, но мы с Юлькой обожаем его с детства.

К моменту моего возвращения Иван уже вытащил из шкафа рубашку и теперь пытался натянуть ее на больное плечо. Безуспешно, надо заметить.

– То есть без штанов, но в рубашке? – хмыкнула я, пристраивая поднос на столе, чтобы помочь ему справиться с одеждой.

Приятно было смотреть, как он краснеет. Неужели не знал, что я в курсе того, что под одеялом у него ничего нет? То ли температура так на него влияла, то ли просто не хотелось со мной спорить, но Иван не нашел, что ответить.

С рубашкой справиться я ему помогла, а вот от помощи со штанами он категорически отказался. Не то чтобы я сильно настаивала, скорее, просто хотелось смутить его еще больше. Подав штаны, я деликатно вышла из комнаты и зашла лишь после того, как он позвал. Поставила на диван рядом с ним поднос с едой и, убедившись, что он не собирается спорить, а послушно взял чашку с супом, села в то же кресло, где провела несколько последних часов, и уставилась на него.

– Полагаю, тебе есть что мне рассказать?

Иван не смотрел на меня, преувеличенно внимательно разглядывал что-то в чашке с бульоном. Затем сделал большой глоток и только после этого спросил:

– Что ты хочешь знать?

– О, вопросов у меня – миллион. Но давай начнем с главного: как тебя зовут?

Он снова ответил не сразу, но теперь поднял на меня взгляд и смотрел внимательно, будто пытался отыскать что-то на моем лице. Или не пропустить ни единой эмоции, когда я услышу правду.

– Ян, – наконец сказал он. – Ян Антонович Коханский.

И как бы ни была я готова к такому ответу, а все равно отшатнулась. Должно быть, и выражение лица изменилось, потому что он нахмурился, но разглядывать меня не перестал.

– Почему ты соврал, что его праправнук?

– Я не врал, – Ян едва заметно качнул головой. – Это ты назвала меня моим праправнуком, а я просто не отрицал.

– Как это возможно? – выдохнула я. – Сколько же тебе лет?

– Я родился 25 декабря 1871 года. Поэтому сейчас мне… – Он посмотрел в окно, видимо, считая. – Сто сорок семь, выходит. Но я старею лишь тогда, когда живу в образе человека, а им за все годы я был едва ли больше десяти лет, так что как человеку мне лет тридцать пять, наверное.

– Но как? – только и смогла спросить я. – Как это произошло? Почему? Ты… всегда был… таким?

Я не смогла произнести слово волколак. Не знаю почему. Мне казалось это слишком страшным, неправильным, чтобы называть так того, кого я знаю пусть мало времени, но в кого уже успела влюбиться. А ведь успела, что тут отрицать? Не знаю, может быть, это отголоски той любви, что испытывала к нему когда-то Леона, мне было сложно отделить ее от себя. Особенно теперь, когда я знала, что мой сосед, человек, с которым я недавно целовалась, – Ян Коханский.

– Нет, – Ян мотнул головой. – До приезда сюда, в ваш дом, в 1897 году, я был совершенно обычным человеком. Надо заметить, я даже не верил в то, что тут происходит. И если бы мне кто-то рассказал о Хранителях, о болотной нечисти, о волколаках, я бы только посмеялся. Посмеялся и не поверил бы, приехал бы сюда, ничего не боясь, как и ехал, не зная о том, что здесь случится.

– Расскажи мне, – попросила я. – Расскажи мне, не утаивая ничего. Я же имею право знать.

Ян снова посмотрел на меня, и смотрел внимательно, долго, а затем кивнул.

– Имеешь. Теперь я в этом не сомневаюсь.

Глава 25

Ян Коханский всегда знал, что будет врачом. Как его отец, как дед. Мама Яна умерла во время родов, его воспитывал отец, так больше и не женившийся, и бабушка с дедушкой, поэтому любовь к врачеванию он приобрел еще в детстве. Не раз сидел за ширмой, когда отец принимал пациентов, а после, когда подрос, даже немного ассистировал ему на операциях. Ничего серьезного не делал, конечно, просто наблюдал, иногда что-то подавал и забирал.

Отец, будучи неплохим хирургом, все же признавал, что знаний ему не хватает, а потому хотел, чтобы сын учился в хорошем университете, и, едва Ян закончил школу, отправил его в Петербург, где жила двоюродная сестра. Петербург был слишком далеко, поэтому домой Ян приезжал редко, но о Вышинских знал. Слишком уж известный род в их краях, хоть и давно не такой богатый, каким был еще сто лет назад. Впрочем, как и вся местная шляхта.

Ян закончил университет, но домой не вернулся. Отец к тому времени скончался, как и бабушка с дедушкой. Ему просто не к кому было сюда ехать. Остался в Петербурге, работал в одной из больниц. Его считали хорошим врачом, прочили великое будущее. Ян пропадал в больнице, болел своей работой, готов был проводить в операционной многие часы. Всегда просился на сложные операции к коллегам, набирался опыта. Ему было всего двадцать пять, а он уже был известен во врачебных кругах. Поэтому, когда однажды вернулся домой, а домовладелица сказала, что его искал некий хорошо одетый господин, Ян не удивился: к нему часто пытались обращаться напрямую.

Господин пришел на следующий день и оказался Михаилом Вышинским. Рассказал, что у него есть маленький сын, родившийся с уродством ног. Просил Яна взглянуть на него, высказать свое мнение. Ян предлагал показать мальчонку более опытным врачам, обещал договориться, чтобы Михаила с сыном приняли как можно скорее, но Вышинский был категоричен: он покажет ребенка только Яну, более того, Ян должен сам приехать в имение Вышинских. Ян так и не узнал наверняка, с чем именно была связана такая секретность, но позже подумал, что все дело в том, откуда он родом. Вышинский хотел, чтобы сына осматривал тот, кто родился в одной с ним местности, кто с детства слышал, пусть и не верил в них, местные легенды и сказания. Михаил отвечал на вопросы пространно, но Ян догадался, что такой случай в роду – не единственный, однако Вышинские не желают об этом распространяться.

Ян поехал. Во-первых, Михаил предлагал хорошие деньги, во-вторых, Ян и сам был не прочь сбежать из Петербурга на какое-то время, ведь вскоре должна была состояться свадьба Александры – девушки, в которую он был безумно влюблен в университете, но которая предпочла ему другого. Более богатого, с хорошей родословной. А в-третьих, пришла пора