дела? – спросил Тупица Эдди, который совсем не выглядел тупицей.

Миклантекутли подняла левую руку.

– Кто?

– Ананси.

– ¡Ay! – вздохнул Тупица Эдди. – Бледные Всадники… Я многое повидал, Миклан, но эти norteamericanos… Я слышу крики их тварей: Иисус, Иосиф и Мария, Миклан!

– Полночи впереди, мы потеряли только одного. На меня все еще можно делать ставки, Эдди?

– Сотню на тебя, Миклан, как всегда.

Он вызвал mesero, чтобы тот принес Сантьяго воды.

– Мне никто не звонил, Эдди?

– Пока никто.

– Мы рановато пришли.

Вопль аллозавра, безошибочно узнаваемый, отчетливо слышимый за шумом дождя, прервал все разговоры. Тупица Эдди нервно взглянул на Миклантекутли. Сантьяго обнаружил, что вцепился пальцами в край стола.

– О вы, маловерные. – Миклантекутли потягивала свою «маргариту». – Я не думаю, что кто-то способен притащить тектозавра весом в полтонны в битком набитую закусочную, но поди знай.

Прибежал официант с видеофоном, лавируя между столиками. Миклантекутли поставила его на плетеный столик и открыла дисплей. Изображение было нечетким из-за помех, звук слабым. Анхель из-за широкоугольной камеры в телефонной будке выглядела так, словно ее похоронили двадцать дней назад.

– Миклан. – Она едва могла говорить. – Она пропала, Миклан.

– Что пропало?

– Закусочная. Вся гребаная «Такорифико Суперика» – там двадцатиметровый кратер из расплавленного стекла. Как будто кто-то токнул это место. Я в кабинке возле Сансет-Гейт.

– Дуарте?

– С ним все плохо, Миклан. Совсем плохо. Бледные Всадники; они совсем без тормозов, Миклан. Они не сдаются. Они просто гонятся, и гонятся, и гонятся за нами… Почти догнали на задворках Лексингтон-авеню. Дуарте получил копье в ногу. Оторвал два пальца, пытаясь освободиться. Мы стряхнули их со следа в подземельях; некоторые туннели и для человека тесноваты, не говоря уже о гребаных тектозаврах. Он потерял много крови. – Анхель внезапно развернулась. Рев прозвучал с убийственной четкостью. – Слышала, Миклан? Я не могу торчать здесь. Возможно, мне придется бросить Дуарте.

– Анхель, Ананси умерла. – Миклантекутли сообщила о погоне и убийстве лаконично и без прикрас, как в выпуске новостей. – Сколько времени прошло с тех пор, как вы столкнулись с ними на Лексингтон-авеню?

– Двадцать-двадцать пять минут. Их было трое.

– Пару минут назад мы слышали одного примерно в пяти кварталах отсюда. Как они могут двигаться так быстро?

Охотники на Сансет снова взревели. Прозвучало громче. И ближе.

– Господи, Миклан. Я бросаю Дуарте. Он либо справится сам, либо нет. Мне все равно. – Она повернулась и уже шагнула прочь из тектопластиковой кабинки, как вдруг отпрянула назад. Картинка задрожала. Анхель ухватилась за края двери, посмотрела вверх. Она вскрикнула один раз, а потом какой-то массивный неясный предмет обрушился на верхнюю часть кабинки. Тьма.

Видеофон автоматически перезвонил, и экран заполнился помехами.

– Если они прикончили Анхель, то и с Дуарте тоже все ясно. – Миклантекутли растопырила пальцы левой руки на плетеной столешнице. Барабанная дробь дождя по пластиковой крыше как будто стала тише.

– Асунсьон? – спросил Сантьяго.

Безграничное высокомерие Миклантекутли впервые пошатнулось; она сомневалась, она была испугана.

– Я позвоню ему. Вот что я сделаю. – Она набрала код авторемонтной мастерской на Западной окраине.

«Дзынь-дзынь, – сказал маленький экран из смартпластика. – Дзынь-дзынь».

– Возможно, он еще не добрался туда, – предположила Миклантекутли.

«Дзынь-дзынь».

– Все разваливается на части, ну что за noche.

«Дзынь-дзынь».

– Корабли Свободных Мертвецов; беспорядки, нанотоковая атака на «Такорифико Суперика». Это уже слишком! Мне не нужен целый мир. Я не хочу перемен. Верните мне мои улицы, позвольте охотиться на бульварах, вот и все. Этого достаточно.

Телефон издал мелодичную трель.

– Асунсьон?

Никакого ответа.

– Асунсьон?

Тишина.

– Асунсьон? Отвечай, мать твою. Ты в порядке?

На экране появилось изображение. Бледная кожа. Бледные глаза. Светлые волосы. Бледный Всадник. Сантьяго узнал мальчика, который был спасен от клинка Миклантекутли наступлением полуночи.

– Доброе утро, сеньора, – сказал он на ужасающем анхеленьо. – К сожалению, ваш друг не может ответить на звонок прямо сейчас, но если вы оставите сообщение, мы позаботимся о том, чтобы он вам перезвонил.

Тут закричал аллозавр. Не по видеофону. Менее чем в пяти улицах. Менее чем в двух улицах. Снаружи.

– Уходим! – крикнула Миклантекутли, опрокидывая стол и стулья. Видеофон упал на пол. Бледный Всадник улыбнулся внезапной и блистательной смене изображения на своем экране.

– Нет, – сказал Сантьяго. – Нет. Я не пойду, Миклан.

Он защищал перевернутый стол, как осажденный город на холме.

– С меня хватит, Миклан. Это больше не смешно. И не было смешно; это изначально была мерзость, жесть, боль и извращение. Мне не нравится. Я так не хочу. Я не этого искал. Я был неправ, когда воображал, что смогу найти желаемое таким способом. Я хочу собрать манатки и пойти домой прямо сейчас. А ты продолжай свою игру для извращенцев. Беги. Прячься. Умри. А я нет. Все кончено.

Клиенты Тупицы Эдди покинули столики. Дождь прекратился. Аллозавр опять завопил.

– Что ж, ступай, Сантьягито. Я никогда не удерживала тебя против воли, ты всегда это знал. Ты свободен. Выйди за дверь. Вызови тук-тук. Возвращайся в кафе «Конечная станция» и расскажи друзьям обо всем, что они пропустили, и о том, каким храбрым и смелым muchacho ты был, отправившись с Ночными Охотниками. Ты не дойдешь до конца улицы, Сантьяго. А если останешься здесь, они сойдут со своих высоких скакунов, войдут, вытащат тебя и перережут тебе горло прямо на улице, как козлу на пиру. Ты в игре. Ты был ее частью с того момента, как забрался на заднее сиденье моего мотоцикла. Ты хотел смерти или славы – получай. У них твой запах, Сантьяго. У них есть образец твоей ДНК, резонанс биополя, они знают твой знак зодиака и размер обуви. Они не остановятся, пока тебя не насадят на копье или не взойдет солнце. У тебя одна надежда увидеть восход – пойти со мной. – Она протянула руку в перчатке. – Может быть, я лгу. Может быть, каждое слово – правда. Ты мне доверяешь? Ты смеешь мне не доверять?

Аллозавр завопил в третий раз.

– Сука, – сказал Сантьяго Колумбар.

Он взял протянутую руку. Миклантекутли улыбнулась.

Йенс Аарп положил пропитанную влагой шляпу на стол и поцеловал Тринидад руку по старому испанскому обычаю.

– Итак, сеньора Малькопуэло, вы здесь, чтобы сыграть в великую игру, или, как наша Розальба, просто развлекаетесь? Не то чтобы я возражал против публики – я играл некоторые из своих лучших ролей под пристальными взглядами зрителей; желание произвести впечатление на красивую леди придает моей игре жизненность. – Затем, обращаясь к остальным, он сказал: – Нас заберут у задней двери через полчаса и отвезут куда надо.

Тринидад изучила вновь прибывшего. В эпоху простых и доступных телесных модификаций такие волосы, лицо и руки вышли из