Усадьба боярина Ксенофонта располагалась верстах в десяти от раничевских земель, на холмике, среди леса. Все, как полагается, – высокий частокол, ров, сторожевые башни – поди, возьми мерзавца за рубль за двадцать. Можно через губу плевать.

Отряд Раничева сразу к усадьбе не подошел, завернул в лес. Выставили охранение, пошла работа – спилив крепкую сосну, заострили комель теслом – таран – теперь осталось лишь на цепи его подвесить под крышей. Крышу тоже уже сколотили, поставили на полозья, обили железом. Славно… Пока все делали – уже и смеркаться начало, вызвездило, золотая луна повисла на вершинах сосен.

– Пора! – взглянув на луну, распорядился Раничев. – Нехороша, конечно, погода для нашего дела, ну, да какую Бог дал…

Привязали коней, оставив для присмотра Кузему. Лишь Иван ехал верхом. Пошли – двигались осторожно, в виду усадьбы часть парней встала на лыжи – прихватив порох, сноровисто почесали к дальней башне. Поставленный на полозья таран загодя замаскировали снегом и еловыми ветками. Пока то, се – и совсем стемнело. Слышно было, как перекрикивалась на воротах ночная стража. Залаяли псы, видно, почуяли у дальней башни Ивановых ратников. Раничев не торопился, ждал… Таран привели в готовность, впереди встали четыре пары с бревнами-мостками, как раз по ширине должно было хватить для полозьев. Иван почувствовал в груди томление, это чувство, похоже, охватило и ратников, нетерпеливо посматривающих на высокие стены усадьбы. Ну, когда же?

Раничев поднял руку… Вроде должны были б поджечь. Ага, во-он лыжники на снегу… Возвращаются, ну…

За дальней башней грохнуло! Хорошо грохнуло, громко, с огнем да с пламенем. Башне, правда, от того ничего не сделалось, зато эффект какой! За стеной истошно залаяли псы, послышались крики…

– Ну, с Богом, – Раничев махнул рукой.

Стоящие впереди парни с бревнами побежали к воротам. За ними, набирая скорость, покатил на полозьях таран. У дальней стены с грохотом взорвался еще один мешок зелья. Взметнулось к небесам пламя. Добежавшие до края рва ратники ловко перебросили бревна к воротам, разогнавшийся таран скользнул полозьями и застыл прямо перед дубовыми створками.

– А ну, давай, мужи! – скомандовал Лукьян. – И – раз, и взяли…

Раскачиваемый таран со страшной силой ухнул ворота. Те затрещали, но не поддались. Полетели вокруг щепки. На воротной башне, продирая от удивления и страха глаза, появились разбуженные воины боярина Ксенофонта. В них тут же полетели стрелы…

– Зелье, – посмотрев на ворота, распорядился Лукьян, поджег самолично… Едва успели выскочить, как громыхнуло, разбросав по сторонам обломки ворот и тарана.

Иван пришпорил коня, обернулся к своим, гаркнул – и все ратники ворвались вслед за ним в объятый пламенем воротный проем.

– Ур-ра-а-а!

– Славься, великий князь Рязанский! – ударив саблей первого попавшегося под руку вражеского ратника, заорал Иван. – Захваченные врасплох враги, видно, никак не ожидали подобного натиска и несколько подрастерялись. Теперь главное – не дать им опомниться.

– Сдавайся, боярин Ксенофонт, проси пощады именем князя! – Иван швырнул палицу в слюдяной переплет господского дома, и, обернувшись к Лукьяну, скомандовал: – Поджигайте избу!

– Не надо избу, – испуганно выкрикнули из разнесенного вдребезги оконца. – Пощады, именем князя Олега Ивановича! Пощады!

– Пощады, говоришь? – громко переспросил Раничев. – Что ж, выходи, боярин Ксенофонт. Даю слово, я больше никого не трону.

– Смотри, ты дал слово, – выходя на крыльцо, напомнил боярин, уже давно заметивший богатый наряд Ивана и сверкающую кольчугу Лукьяна.

– Вижу, ты не из лесных татей, – боярин Ксенофонт – толстый, расплывшийся, как квашня, с бритым подбородком и вислыми усами, видно – литвин – прищурив щелочки глаз, пристально рассматривал Раничева. Тот, впрочем, красовался недолго, живо спрыгнул с коня, приставив острие сабли к жирному боярскому горлу:

– Прикажи своим сложить оружие и выйти во двор.

– Уже приказал. – Ксенофонт захрипел: – Вон, видишь…

Иван оглянулся: бросая в кучу копья, луки и сабли, на дворе собирались хмурые, одетые в кольчуги, люди – боевые холопы боярина.

– Там, на заднем дворе, имеется один вполне подходящий амбар, – подскочив, шепнул Лукьян.

Раничев усмехнулся:

– Вот там их и заприте, авось, до утра не замерзнут.

– Делайте, что велят, – злобно вызверился на своих Ксенофонт и напомнил: – Олег Иваныч, князь, мне благоволит.

– И мне, – Раничев расслабленно улыбнулся. Похоже – все… Вытащил из-за пояса бумаги, протянул:

– Изволь почитать. Михряй, посвети боярину факелом.

– «Жалую Иван Петрову сыну Раничеву, боярство и вотчины со деревнями – Обидово, Чернохватово, Гумново и протчими, и со оброчныя люди, и со рощей, и с полями, и с плесом. Володеть всим означенному Ивану волею моей и законом».

На Ксенофонта было жалко смотреть, больше всего он напоминал сейчас угодившую в капкан толстую обожравшуюся крысу.

– Так что землицы мои не хапай, боярин, – жестко усмехнулся Иван. – Поверь, хуже будет, и тюфяки-пушки у меня есть, и людишки ратные, как видишь, найдутся.

Повернувшись, Раничев вскочил в седло и во главе своих людей гордо покинул пылающую с боков усадьбу.

– Князю бы не пожаловался, – сквозь зубы заметил Лукьян.

– Не пожалуется, у самого рыльце в пушку… Да и не знает он, насколько ко мне князь благосклонен. Покуда выяснит…. Да и мы ведь смирно сидеть не станем. Михряй, ты говорил с кем-нибудь?

– Говорил. – Сын старосты подбежал ближе и зашагал рядом с конем Ивана. – Когда запирал в амбар ратных, обмолвился, что нам чужого не надо. Ни добра, ни людишек.

– Что с беглыми будешь делать, Иване Петрович? – повернув белобрысую голову, поинтересовался Лукьян. – Жаловаться Ксенофонт точно будет, не сейчас, так позже.

– С беглыми? Не знаю пока, – честно признался Раничев. – С Хевронием посоветуюсь, с Никодимом, с Захаром.

– И то дело, – поотстав, одобрительно кивнул Михряй, искоса бросив взгляд на дружков, – слышали ли те, как ценит его батюшка-боярин?

Светало. На востоке, в эрьзянских лесах, багрянцем полыхали зарницы.

Наказанный боярин Ксенофонт попритих и на чужое добро больше не зарился, по крайней мере, пока. Ну а дальше… А дальше – еще раз проучить можно. Нет, что и говорить, нужны воинские люди в вотчине, нужны, вот и Лукьян тут на своем месте, задержать бы его, оставить – женить, что ли, на ком? Этот вопрос тоже хорошо бы обсудить со старостой. И, конечно – скит. Давно назревает нарыв – разрубить надобно. Ой, не зря Феофан так торопился отвезти в скит Евсея – не иначе, как скоро появится представитель заказчика. А что, лед на реках крепкий, болота померзли – по зимникам уже вполне можно ехать. В таком разе – торопиться надо, спешить. Где там это чертово Плещеево озеро?