Не пожелав участвовать в катании на лодках, он поднялся к себе в комнату, чтобы почитать. Вернее, попытаться отвлечься чтением. Вскоре Майкл обнаружил, что сидит у окна, угрюмый, как маленькая девочка, отказавшаяся от ужина, и разглядывает деревья в надежде увидеть, как гости возвращаются с прогулки. Потом, когда и это занятие стало невыносимым, он направился к письменному столу и достал лист бумаги.

Накануне он написал Аластеру теплое письмо, не упомянув о былой ссоре. Но теперь он взялся за перо с другим намерением.

«Я хочу написать тебе, — начал он, — о женщине, которую встретил. Знаю, твоим первым побуждением будет отвергнуть ее с презрением. Но если ты по-прежнему так же мудр, как я когда-то воображал, и если в твоем сердце осталась хоть капля братского чувства ко мне, умоляю, наберись терпения и прочти это письмо до конца. Ибо я сделал выбор».

Спустя четыре часа после того, как он передал слугам новое послание, снизу донесся смех и обрывки разговора. Выглянув в окно, Майкл увидел возвращающуюся компанию гостей. Элизабет шла между Уэстоном и Холлистером, которые держали ее под руки. Она оживленно о чем-то говорила, ее соломенную шляпку украшал полевой цветок.

Мужская гордость — истинное проклятие. При виде этой сцены что-то в нем взбунтовалось, как яростно встает на дыбы необъезженный жеребец. Ему захотелось вызвать слугу и потребовать письмо обратно. А потом сжечь. «Ты выбрал ее? Но она не выбрала тебя».

Майкл натянул сюртук и вышел из комнаты. Настало время поохотиться за вдовой.

После получасовых поисков он обнаружил Элизабет в одиночестве на террасе, выходившей в сад. С бокалом красного вина в руке она смотрела на закат.

— Добились успеха? — спросил Майкл, шагнув на террасу.

Элизабет горько рассмеялась, поворачиваясь к нему.

— Потерпела провал, — призналась она. — Сокрушительный провал.

— Из окна я видел иную картину.

Она сделала щедрый глоток из бокала.

— Так вы наблюдали за мной? Холлистер увивался вокруг меня, а Уэстон… оказался непростой добычей, как вы и говорили. Я старалась изо всех сил, изображая невинное кокетство, бросала застенчивые взгляды и всякое такое. Знаете, о чем он меня спросил?

— Даже не представляю, — отозвался Майкл, направляясь к ней.

— Не ушиблась ли я во время катания на лодках. Потому что я выгляжу так, словно у меня ужасно болит шея!

— Возможно, он хотел растереть вам шею, — предположил Майкл, стараясь не улыбнуться.

— Нет, он слишком скромен.

— Верно, — после короткого раздумья произнес Майкл. — Едва ли в его теле найдется хоть одна нескромная часть. — Их глаза встретились. Лиза выразительно вскинула брови. — О Боже, — пробормотал Майкл, хлопнув себя ладонью по лбу. — Какая ужасная двусмысленность.

— Я притворюсь, что не заметила ее. Раз уж я разыгрываю из себя скромницу.

— Очень вам признателен. — Но, вновь подняв голову, Майкл не сделал ни малейшей попытки скрыть ухмылку. Разве с другой женщиной он мог бы с таким удовольствием обмениваться шутками? Разговаривать с нею было так же приятно, как и молчать. — Да быть не может! Неужели он вправду спросил, не болит ли у вас шея? Вот болван!

— Если бы я захотела солгать, то, смею вас заверить, придумала бы более занимательную историю. Или более лестную для себя! Я на самом деле выгляжу так, будто у меня что-то болит? — Элизабет скривила лицо и скосила глаза.

Майкл не удержался от смеха. Как легко она разогнала его мрачное настроение.

— О, вы очаровательны. Удивительно, что до сих пор никто не догадался сфотографировать вас такой, чтобы выставить портрет на продажу.

Озорное выражение исчезло с ее лица. Вздохнув, Элизабет снова перевела взгляд на лужайку.

— Проклятые фотографии.

В ее голосе слышалось отвращение, что немало удивило Майкла. Теперь он чувствовал себя увереннее, его замысел понемногу начинал осуществляться. Опершись локтями о перила, Майкл наклонился вперед и вытянул шею, стараясь заглянуть Элизабет в лицо.

— Только не говорите, что слава не доставляет вам удовольствия.

— Удовольствия? — Элизабет покачала головой и рассмеялась. — Эти фотографии — глупейшая ошибка моей юности. Я недавно овдовела, и мне страстно хотелось порезвиться. Мой супруг, знаете ли, не отличался свободомыслием.

Майкл вспомнил слова леди Форбс.

— Кажется, он был немного сварлив?

— Сварлив — это слабо сказано. Он был дремучим, косным брюзгой. Невыносимо степенным. Ему нравилось, Что я хороша собой, пока мы не поженились. Потом его стало раздражать, что мужчины обращают на меня внимание. Он убедил себя, будто я их поощряю. Чего я вовсе не делала, — более мягко добавила Элизабет. — Но муж продолжал обвинять меня. А когда его не стало, я решила: что ж, пускай поглядят. Пусть любуются на меня сколько влезет. Потому что я вправду красива и мне не нужно больше извиняться за это. — Она равнодушно пожала плечами. — Мистер Реди, модный в те дни фотограф, точно рассчитал, попросив меня позировать как раз тогда.

— А теперь вы жалеете об этом?

Элизабет повертела в руках бокал.

— Ну… — протянула она, прежде чем отпить глоток вина. — Меня нисколько не радует мысль о том, что какой-нибудь Том, Дик или Гарри, возможно, засыпают, пялясь на мое лицо. Если вы понимаете, о чем я.

Майкл невольно улыбнулся. Он хорошо понимал, о чем шла речь. Но ему прежде не доводилось слышать, чтобы женщина столь непринужденно упоминала о вещах, которые, как принято считать, дамам неизвестны.

Улыбка его увяла, стоило ему додумать эту мысль до конца. Если Элизабет знает, как ублажают себя мужчины… то, возможно, она давно осведомлена о том, как помогают им в этом женщины.

Элизабет бросила на него лукавый взгляд из-под ресниц.

— Интересно, где сейчас витают ваши мысли.

Ее низкий вкрадчивый голос произвел на Майкла такое же действие, какое могло бы оказать прикосновение ее пальцев к самым интимным частям его тела. Он смущенно переступил с ноги на ногу.

— Не думаю, что вы и впрямь хотите это знать.

Взгляд Элизабет задержался на его лице. Дразнящая улыбка на ее губах лишь подстегнула воспаленное воображение Майкла. Подавив стон, он повернул голову и обвел глазами зеленый луг, за которым темнели деревья. Если Аластер не образумится, Элизабет станет женой другого мужчины. Ему нечего ей предложить. А эти мысли…

Дьявольщина! Эти мысли будут преследовать его до тех пор, пока он не состарится и не станет слишком дряхлым и немощным, чтобы обладать ею хотя бы в воображении, в своих фантазиях, глядя на ее фотографии. Майкл тяжело перевел дыхание. Ему придется с этим смириться. Покорно принять свою судьбу. Так говорилось в его сегодняшнем письме.

— Боже, как вы тяжко вздыхаете, — усмехнулась Элизабет. — Теперь я сгораю от любопытства. — Она снова поднесла к губам бокал, и Майкл в который раз подумал о том, что ее бесчисленные бокалы с вином столь же красноречивы и предсказуемы, как гримасы на лице скверного игрока в покер. Быть может, спиртное помогает ей забыться, избавиться от боли? Элизабет отвела глаза и тихо произнесла: — Пожалуй, лучше выбрать более безопасную тему для разговора.