— Меня учила мать, — медленно произнесла Мейтер.

— Она и на фортепиано играла?

— Вы ошибаетесь, мадам. Я родилась совершенно бесполезной. И довольно шумной, как меня уверяли.

Мейтер ловко увильнула от ответа.

— Беспокойный младенец, — кивнула Лиза. — Да, могу себе представить. Вы наверняка страдали коликами. Иногда мне кажется, что они и по сей день вас мучают.

Секретарь рассмеялась, сверкнув белоснежными зубами. Еще одна загадка, отметила про себя Лиза. Чем больше она об этом думала, тем больше находила странных несоответствий. Безукоризненные манеры Мейтер, высокий рост, указывавший на то, что в детстве ее не держали впроголодь, сдержанность и самообладание — подобными качествами не обладают дети, выросшие в нищете.

— Ваша матушка была француженкой? — попробовала угадать Лиза.

Мейтер беспокойно пошевелилась в шезлонге, шурша юбками.

— Нет, мадам. Она была англичанкой. В ней не было ничего примечательного, — поспешно проговорила девушка, немало удивив Лизу, — впрочем, разве от матери секретаря ждут чего-то другого?

— А ваш отец?

— Мы жили вдвоем с матушкой.

— Так она была вдовой?

Мейтер на мгновение сжала губы. Расспросы явно начинали ее утомлять.

— Отец нас бросил, мадам.

— Понимаю. — У Лизы появились новые подозрения, что, должно быть, отразилось на ее лице, поскольку Мейтер добавила:

— Вам не следует думать самое худшее. Нам всегда хватало денег, чтобы сводить концы с концами.

Выходит, они не жили милостыней. Лизу осенила новая догадка.

— Наверное, ваша матушка была очень красивой женщиной.

На этот раз Мейтер широко улыбнулась.

— Да. Настоящей красавицей.

Скорее всего она была любовницей богатого мужчины. Отсюда и скрытность Мейтер, а кроме того, это объясняет, как брошенная мужем женщина смогла прокормить ребенка и дать ему образование.

— Значит, внешность вам досталась от матери, — сказала Лиза. — Потому что, в этом платье или в другом, вы тоже очень красивы. Как бы вы ни пытались это скрыть. — Она потянулась за чашкой с остатками чая.

— Надеюсь, я не красавица, — печально возразила Мейтер. — Я вижу, как мало счастья принесла вам ваша красота, мадам.

Лиза застыла с чашкой в руке.

— Что, прошу прощения?

Мейтер вздохнула.

— Вам ведь в тягость это сборище гостей, мадам.

Лиза отставила чашку.

— Вы слышали, как гости об этом говорили? — Меньше всего ей хотелось бы, чтобы пошли слухи, будто она пребывает в унынии. Боже милостивый, Нелло тотчас решит, что это он тому причиной. Какая досада!

— Думаю, больше никто не заметил, мадам. Но я-то вижу. — Мейтер, нахмурившись, наклонилась вперед. — Мадам, я знаю, вы хотите выйти замуж и уже наметили для себя блестящую партию, но… — Она нерешительно замолчала. — Я не хотела бы вас обидеть…

Элизабет добродушно махнула рукой:

— Вы всегда были откровенны со мной. — Она улыбнулась и добавила: — По крайней мере в том, что касается моих дел. Так что не смущайтесь, дорогая.

— Мне кажется, вам, возможно, нужен вовсе не титул. — Мейтер поправила очки на носу. Ее широко распахнутые голубые глаза смотрели серьезно, без улыбки. — Вы сказали однажды, что лорд Майкл ищет… «безгрешную девственницу», это ваши слова. Но я вовсе в этом не уверена.

— Вот как? — Лиза почувствовала, что задыхается, вся ее веселость вдруг померкла. Приобретенное с таким трудом спокойствие оказалось разрушено в один миг.

«Вы хотите, чтобы я высказал все начистоту? Я ведь это сделаю, вы знаете».

— Мне не следовало об этом говорить, — пробормотала Мейтер. — Простите, я…

— Нет. Нет, не беспокойтесь. — Лиза вновь потянулась за чашкой и повертела ее в руках, пытаясь привести в порядок мысли. «Боже, со всех сторон одни напасти». — Мейтер, вы ведь вместе со мной просматривали бухгалтерские отчеты. Вы знаете, в каком я положении. А второй сын… — Она с трудом сглотнула подступивший к горлу ком. — Лорд Майкл не сможет спасти меня от разорения.

Элизабет замолчала и, опустив глаза, принялась разглядывать чаинки на дне чашки. Некоторые верят, что по рисунку чаинок можно предсказать судьбу. Какая печальная мысль, что чья-то судьба может скрываться в опивках.

— Я вовсе не романтик, — понизив голос, произнесла наконец Мейтер. — Вы не должны так думать.

Лиза рассмеялась, едва не расплескав чай.

— Господи, Мейтер, уверяю вас, мне это и в голову не приходило.

— Но поэтому я и взяла на себя смелость заговорить с вами. Замужество — самый рискованный шаг в жизни женщины. Я знаю, у вас есть в этом некоторый опыт, но каждый несчастливый брак несчастен по-своему. И темные стороны брака бывают куда ужаснее бедности.

Лиза подняла взгляд. Мейтер сидела потупившись, глядя на свои руки, сцепленные на коленях. Ее плечи ссутулились, вытянутая шея напряженно застыла.

— Вы знаете об этом не понаслышке? — мягко спросила Лиза.

Мейтер вскинула голову, но Лиза не смогла разгадать выражение ее лица.

— У меня есть глаза, мадам. И я многое повидала.

Лиза нерешительно помолчала, смущенная загадочными словами секретаря.

— Вы знаете, я всегда готова прийти вам на помощь, дорогая.

Выражение лица Мейтер смягчилось.

— Я знаю, мадам. Но сейчас я говорю о вас. Я не хотела бы видеть вас несчастной.

Элизабет попробовала улыбнуться.

— Что ж, я согласна с вами, можно быть несчастным и обладая деньгами. За деньги счастье не купишь. Но любовь не слишком надежная валюта. И, думая о замужестве, я забочусь не только о себе. Я беспокоюсь о Босбри. О множестве арендаторов, работающих на этой земле. Они доверяют мне, надеются на меня, я не могу лишить их средств к существованию. — Лиза могла бы продать свои владения, но люди с деньгами, купив Босбри, скорее всего избавились бы от фермеров. Дельцы вроде Холлистера стали бы разрабатывать недра в поисках угля и руды, торговать лесом или строить заводы, чтобы приумножить свое состояние… — Мое будущее принадлежит не только мне, дорогая.

Лиза рассуждала разумно. Если бы она только могла прислушаться к собственным доводам!

Мейтер смерила ее испытующим взглядом.

— Значит, это любовь?

У Элизабет болезненно сжалось горло.

— Ох, Мейтер, — с трудом произнесла она. — Не говорите глупостей.

«Ох, Лиза, — добавила она, обращаясь к себе самой. — Пожалуйста, пожалуйста, не наделай глупостей».

Мистер Смит, пишущий медиум, уделял большое значение театральным эффектам. Он заявил, что ему необходим зловещий тусклый свет и высокие потолки, для «свободного круговращения ветров»… что бы под этим ни подразумевалось. Посовещавшись с Мейтер, Элизабет выбрала для его выступления портретную галерею и распорядилась поставить там канделябры для создания нужной атмосферы. Усевшись под портретом Лизиного отца, мистер Смит выложил свой реквизит — чернильницу, отточенное гусиное перо и пачку веленевой бумаги — на маленькое бюро красного дерева, проделавшее вместе с ним долгий путь из Нью-Йорка.