Первым делом он вспомнил, что однажды уже был в похожей ситуации. Давным-давно, в тысяча восемьсот семьдесят девятом году в Нижнем Новгороде их с Буффало схватили бандиты в притоне Кузнецова. Заковали вот так же в железо и решили кончить. Но, пока ждали атамана, Алексей Николаевич успел порвать цепи и освободить их обоих. После чего бандитам во главе со знаменитым Осей Душегубом настал конец…[109]

Эта история, вовремя пришедшая на ум, придала сыщику сил. Тогда он спасся и друга выручил. Да, был молодой, здоровый как бык. Но вроде бы сила его никуда не делась. Это мы еще поглядим, кто кого… В кузнецовском подвале оружием молодого сыщика стали те самые кандалы. Тяжелые цепи пригодились заместо дубинки. А здесь?

Лыков покосился на дверную прозорку, прислушался. Кажется, за ним не наблюдали. Попытаться? Да, и скорее, пока не пришли убийцы. Алексей Николаевич привычным движением заложил одно кольцо за другое, создал рычаг и надавил. Кольцо тут же разжалось. Пошло дело! Сыщик освободился сначала от цепей. Затем сильным жимом об пол сплющил дужки так, что смог вытащить кисти.

Настроение у приговоренного к смерти заметно улучшилось. Сахтанский, Сахтанский, недооценил ты своего противника. Но как быть дальше? Бандиты ворвутся, их будет человек пять, а то и шесть. Может, даже семь. Одними кандалами от них не отбиться. Ну, врежет он первому, достанет и второго. Слегка оглушит, и не более того. А остальные навалятся скопом. Если поймут, что не сумеют задушить и обставить как самоубийство, то зарежут. Как потом станут оправдываться? Не важно; Лыкову уже будет все равно… Противнику терять нечего. Сыщик замахнулся на кормушку, от которой «иваны» с надзирателями имели большую выгоду. Кроме того, он опознал поляка и подбирался к другим опасным людям вроде Жежеля. И, наконец, его смерть заказали англичане. Масса поводов, чтобы угомонить неуемного правдолюба. И цепи, и свободные руки только отсрочат ненадолго его конец. Пойти на прорыв? Застрелят надзиратели. Нужно что-то более увесистое. Оружие, которым на самом деле можно себя защитить. Но где его взять в голом карцере?

Алексей Николаевич стал осматриваться. Тусклый свет проникал сквозь окно под потолком. Хорошо хоть, что карцер не темный, там окна не положены. Стоп! Окна!

Лыков подошел к бойнице, присмотрелся. Кладка на вид еще восемнадцатого века. Тогда мастерили крепко. Узкое окно перегораживали четыре горизонтальных прута и три вертикальных. Выломать один из стены, вот тебе и оружие. Толстый, тяжелый. Таким если врезать по башке, сразу дух вон. Или как минимум покалечишь, и противник уже не боец.

Мысль насчет прута захватила сыщика. Дверь узкая, ее легко оборонять, если есть чем. Первого он свалит с ног на пороге… Нет, надо впустить его внутрь и валить здесь. Сверху на него класть второго. Если напасть неожиданно, эти двое ничего сделать не успеют. Остальные замешкаются и сгрудятся в коридоре. Выскочить и атаковать их? А что дальше? Из коридора надзиратели его не выпустят. А потом скажут: видите, арестант задумал побег. Выломал прут и напал на стражу, пришлось пустить в ход оружие. Нет, камеру покидать нельзя. Надо оборонять ее до последнего, не выпускать пленных. Это будет доказательством того, что Лыков не бежать собирался, а спасал свою жизнь. И тогда встанет вопрос: а как бандиты попали в запертое помещение? Их мог впустить лишь тот, у кого ключ. То есть надзиратель. И правда выйдет наружу. Сыщика пришли убивать, попустительствовали этому стражники, а он защищался.

Так, с этим более-менее понятно. Однако есть сомнения. Вот он уложил первых двух. Хорошо бы это оказались «иваны», таких не жалко. А потом? Продажные надзиратели тут как тут, и у них револьверы. Когда остальные бандиты отпрянут, они вмешаются. От пуль железным прутом не отобьешься. Встать в угол сбоку от двери, так, чтобы в него не сумели попасть? Теоретически возможно. Для стрельбы в спрятавшегося там человека нужно просунуть руку с револьвером в дверь. А он ее прутом! И палить им придется наугад, ибо дурака, который вместе с рукой просунет и голову, там не найдется. Какое-то время узник продержится. А потом будет видно. Стрельба в образцовой тюрьме – чрезвычайное происшествие. На шум сбегутся свободные от дежурства надзиратели. Много свидетелей, не все из них сообщники Сахтанского с Лясотой. Убить сыщика у них на глазах злодеи не решатся. Кроме того, Алексей Николаевич будет кричать, чтобы не лезли на рожон, а вызвали Хрулева и прокурорский надзор.

Может быть, может быть… Но есть второе обстоятельство. Мысленно Лыков уже вовсю размахивал железным прутом. А сумеет ли он выломать его из стены? Хватит ли силенок? Если нет, то весь план насмарку. Кандалами ему не отбиться.

Вдруг Алексей Николаевич понял, что времени в его распоряжении совсем мало. Отбой в девять вечера. Лишь тогда Непокупной узнает, что его подопечного посадили в карцер. Вряд ли кто скажет ему об этом раньше. Сутки назад сыщик вручил Ивану Макаровичу список с телефонными номерами. Там были указаны Азвестопуло (служебный и домашний), Таубе (домашний), Филиппов (служебный) и Трифонов (служебный). И велел телефонировать по ним, если случится что-то нехорошее. Значит, старший надзиратель поднимет тревогу между девятью и десятью вечера. Через час примчится помощь, необходимо дожить до этого времени. Но и враги понимают, что действовать надо быстро. Вскоре после отбоя следует ждать гостей с удавками.

Осознав опасность, Алексей Николаевич встрепенулся. Ломать решетку прямо сейчас? Но еще весь день впереди. Могут зайти проведать, как пленник себя чувствует. И если цепи можно привесить обратно, то прут назад не вставишь. Придется вырывать его из стены перед самым отбоем. Но хоть попробовать…

Лыков подошел к решетке и стал ощупывать кирпичи. Нет, он ошибся насчет кладки, та была новая. Видимо, окно сложили во время ремонта 1884 года, когда замок переделывали в исправительное отделение. И железо явно не екатерининских времен. Тем лучше.

Согласно уставу, бойница находилась на высоте два аршина двенадцать вершков от пола[110]. Лыкову не хватало роста, чтобы раскачать прутья. Он быстро нашелся: поставил вниз перевернутое помойное ведро и осторожно взгромоздился на него. Было трудно балансировать, но куда деваться? Сыщик попробовал все три вертикальных прута. Ему показалось, что центральный поддается лучше других. Итак… Он несколько раз вдохнул и выдохнул. Сейчас станет ясно, жить ему или помирать.

Алексей Николаевич нажал сначала несильно. Ему понравилось, что железо сразу удобно легло в захват. Толщина три четверти вершка – хороший размер. Он начал наращивать давление. Прут стоял как вкопанный. Неужели не сдюжить? Тогда, в бандитском подвале тридцать три года назад, тоже казалось, что выломать из петель окованную железом дверь невозможно. А он выломал. Неужто сейчас мускулатура подведет его? Ну-ка, силушка, выручай, выручай… Сыщик тянул на себя прут уже со всей дури, так что перед глазами повисла белая пелена. Но быстро обнаружил: внутри него сидит страх, страх и неверие…

Лыков бросил тягаться с железом, отошел и наладил дыхание. Потом стал выгонять страх наружу. Очень медленно, убеждая себя, что он справится, арестант вошел в правильный настрой.