Он вспомнил случай в Новозыбковском централе. Там каторжник, обладавший большой физической силой, выдернул прут из стены с помощью обычной тряпки. Обвязал ею нужную железяку, другой конец заложил за соседнюю, создал таким образом рычаг. И как следует дернул. Попробовать его способ, но использовать вместо тряпки кандальную цепь? Лыков так и сделал. Взялся поудобнее, с трудом удерживаясь на донышке ведра. Наскоро помолился. И потянул за длинное плечо.

Ему казалось, что он вложил силы меньше, чем в первый раз. Но железо словно ожило и стронулось с места. Лыков радостно ахнул, взялся за середину прута и нажал со всей дури. Прут согнулся буквой «люди», а силач грохнулся с ведра, едва не убившись. Есть! Нижний конец почти вылез из кладки. Сыщик понял, что сумеет извлечь прут, когда наступит время драться. Он развернул его так, чтобы изгиб не был заметен от двери. И отошел обратно к стене, унимая возникшую откуда-то дрожь. Но это был уже не страх. Скорее нетерпение. Еще поборемся, сам себе сказал Лыков. Еще поглядим, чья возьмет. Ребята будут не готовы: подумаешь, толпой на одного скованного…

Он еще раз осмотрел карцер. Ни тюфяка на полу, ни доски. Стены, как и в татебном коридоре, обиты листовым железом. Асфальт холодный, словно его отлили из льда. Как тут люди сидят по две недели? Из всей обстановки – только ведро без крышки, вонючее и грязное. Надеть его на голову Сахтанскому, когда все кончится? Лыков несколько минут обдумывал эту идею и окончательно вернул себе присутствие духа. Захотели боя? Ну, получите.

Медленно потянулось время. Алексей Николаевич разложил на полу бушлат и сел. Но скоро замерз, опять утеплился и стал ходить по камере. Три шага туда и три обратно. Кандалы он привесил на живую нитку и ходил, позванивая ими. Когда солнце склонилось к закату, его пришли навестить. Хотели убедиться, что телец готов на заклание… Посетителями оказались Лясота со сломанным носом и один из его подручных. Менты ввалились со «Смит-Вессонами» в руках и стояли у порога, явно опасаясь свою жертву.

Лясота, нагло осклабившись, приказал:

– Алексей Лыков! Шапку долой!

Сыщик понял, что его опять провоцируют. Раньше в тюрьмах существовало особое наказание: арестантов из благородных называли только по имени, без отчества. Несколько лет назад эту меру официально запретили как унижающую человеческое достоинство. Теперь стражник нарочно глумился над бывшим статским советником, надеясь вызвать его на грубость.

Лыков шапку не снял, но и отвечать не стал, просто отвернулся. Его сдержанность утихомирила тюремщиков. Старший зловеще бросил: ну, жди… И они удалились.

Теперь осталось недолго, понял Алексей Николаевич. И снова вернулся страх. Чтобы придать себе смелости, он сбросил кандалы и взялся за прут. Раз – и тот выскочил из кладки. Сыщик разогнул его о кромку подоконника, чтобы было удобнее бить. Подкинул железо в руке – годится. Длина с аршин, и весу фунтов десять. Если такой штукой врезать по переносице, можно читать отходную.

Лыков опять повеселел. Ай да он! Молодец, не зря ходил столько лет в атлетический клуб. Вот и пригодилось. Сыщик поставил оружие в угол, так, чтобы закрыть его собой, когда посмотрят в прозорку. Кандалы снова оторвал и держал их в руках. После чего застыл в ожидании.

Сердце стучало, как машина парохода, а враги все не шли и не шли. Арестант успел два раза испугаться и два раза успокоиться. И вот в коридоре послышались шаги. Ого, сколько их… Человек десять, не меньше. Ну, пан или пропал…

Лязгнул в замке ключ. В ту же секунду сыщик бросил на пол кандалы, взялся за прут и принял стойку. Он уже решил, что убивать негодяев не нужно, это потом сослужит ему самому дурную службу. Бить так, чтобы покалечить. Но не до смерти.

Как и намеревался, он дал войти в камеру первым двум и налетел. Тот, кто был ближе, получил с размаху по лбу. Алексей Николаевич успел даже разглядеть, что угостил Жоржика, глота из команды Господи-Помилуй. Тут же он сделал шаг вперед, сблизился со вторым и обрушил удар ему по темени. Это оказался сам «иван». За секунду оба противника были повержены, а внутрь уже лез третий. Увидев, куда выворачивает, он кинулся назад. Но Лыков уже настиг его. Он едва не огрел убийцу по затылку, но сдержался. Тот упал бы за порогом, в коридоре, и дознание могло подумать, что сыщик выскочил из камеры – значит, замышлял побег. Поэтому он просто дал третьему могучего пинка. Фартовый улетел в коридор, сбив с ног других охотников задушить Лыкова. А сыщик уже отскочил за косяк, держа железяку наготове.

Он убрался очень вовремя, поскольку тут же из коридора в дверной проем начали стрелять перепуганные надзиратели. Слышались крики:

– Он выломал прут! Бей гуще!

Алексей Николаевич отдышался и оценил ситуацию. Два негодяя лежали внутри, у порога. Это то, чего он хотел добиться. Другие фартовые убежали, а вместо них остались надзиратели – тоже ожидаемо. Пока все шло по его плану. Но в камеру полетел свинец, били сразу из трех револьверов. Пули рикошетили от стен и разлетались вокруг. Сыщик присел на одно колено и прикрыл голову рукой. Однако ему везло – заряды уходили поверху и не задевали арестанта.

Стрельба стихла, и послышался голос Сахтанского:

– Лясота, проверь, жив ли он!

– Ваше высокоблагородие, а если жив? Он же меня…

– Быстрей давай! Ты хоть понимаешь, что с нами будет, если сейчас приедут из тюремного управления?

Минуту или две ничего не происходило, только стражники препирались между собой. Никто не решался войти. На полу стонали и слабо шевелились уголовные.

– Эй, ты как там? – крикнул старший надзиратель. Лыков промолчал и вскоре увидел руку с револьвером, которая медленно выдвигалась из-за косяка. Алексей Николаевич приложил ее сверху. «Смит-Вессон» выпал, а Лясота с криком отскочил обратно. Тут же ногой сыщик пододвинул оружие к себе и поднял. Стало еще спокойнее – теперь пусть попробуют войти.

Снова загрохотали выстрелы, но уже из двух револьверов. Видимо, Сахтанский доверял лишь нескольким надзирателям, а других не позвал. Но свободные от смены сами спешили на шум. И скоро в коридоре уже слышалось много голосов.

Алексей Николаевич понял, что пора вести агитацию. Он крикнул:

– Срочно телефонируйте в Главное тюремное управление! Пусть Хрулев едет сюда. Я сдамся только ему.

В ответ полетели пули. Но чей-то рассудительный голос сказал:

– Там арестанты на полу валяются. А как они оказались в запертом карцере, ваше высокоблагородие? Лыков же один сидел.

Другой, кажется Заседателев, подхватил:

– А побег ли это вообще? Мне кажется, Лыков свою жизнь спасал от фартовых. Я вижу, на полу лежит Елуферьев. А снизу вроде Егор Сучкин. Давайте вызовем прокурорский надзор, пусть он разбирается.

– Я тебе вызову! – гаркнул Сахтанский. – Для чего Лыков прут из окна выломал? Конечно, для побега. Стреляйте все пачками, пока не убьем. Приказываю: огонь!

Но бахнули те же два револьвера, никто из вновь прибывших стрелять не стал. Капитан начал сквернословить. Лыков, перекрывая пальбу, опять крикнул: