с табличкой «Спенсер Донован», мимо комнаты Арта, мимо Реда, сидевшего у коммутатора, через пустую комнату, где раньше работала Мэри, — он подумал, что Майлс — последний человек из того благоустроенного и добропорядочного мира, который утрачен им, Спенсером, и от которого он уходит теперь все дальше и дальше.

Эта мысль на мгновение испугала его, и он замер на пороге своего кабинета, прежде чем снова погрузиться в созданный им самим кошмар.

25. Вторник, 24 июля, 12.20 дня

— Войдите, Ред, и закройте за собой дверь, — сказал Спенсер. — Отнесите эти две телеграммы в ближайшее почтовое отделение. Отправьте их, как обычно, и возьмите квитанции. Вот вам двадцать долларов — их должно хватить.

—      Слушаюсь, сэр, — ответил Ред. Он взял деньги и протянул руку за телеграммами.

—      Одну минуту, Ред, — сказал Спенсер. — Я ознакомлю вас с их содержанием, постарайтесь запомнить, как они сформулированы. Первая телеграмма адресована в Комиссию по расследованию антиамериканской деятельности, в Вашингтон. Вот она:

«УБЕДИТЕЛЬНО ПРОШУ ВЫСЛУШАТЬ МЕНЯ НА ОТКРЫТОМ ЗАСЕДАНИИ ВАШЕЙ КОМИССИИ В СВЯЗИ С ЗАЯВЛЕНИЯМИ, СДЕЛАННЫМИ ОДНИМ СЕНАТОРОМ США И НЕКОТОРЫМИ АМЕРИКАНСКИМИ ЖУРНАЛИСТАМИ. ЭТИ ЗАЯВЛЕНИЯ, ОБВИНЯЮЩИЕ МЕНЯ В ТОМ, ЧТО Я ЯВЛЯЮСЬ ЧЛЕНОМ КОММУНИСТИЧЕСКОЙ ПАРТИИ И ИЗМЕННИКОМ РОДИНЫ, РАСПРОСТРАНЯЮТСЯ АМЕРИКАНСКОЙ ПРЕССОЙ И ТЕЛЕВИДЕНИЕМ ПО ВСЕЙ СТРАНЕ И ПАГУБНО ОТРАЖАЮТСЯ НА МОЕЙ ПРОФЕССИОНАЛЬНОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ. ПОСКОЛЬКУ ДАННЫЙ СЛУЧАЙ ПРЕДСТАВЛЯЕТ ОБЩЕСТВЕННЫЙ ИНТЕРЕС (Я БЫЛ АДВОКАТОМ ПОКОЙНОГО ГОРДОНА БЕКВУДА ПРИ РАССЛЕДОВАНИИ ЕГО ДЕЛА СЕНАТСКОЙ КОМИССИЕЙ), ПРОШУ ПРЕДОСТАВИТЬ МНЕ ВОЗМОЖНОСТЬ ВЫСТУПИТЬ С ПОКАЗАНИЯМИ ПО СУЩЕСТВУ УКАЗАННЫХ ВЫШЕ ОБВИНЕНИЙ. НАХОДЯСЬ В ОЧЕНЬ ТЯЖЕЛОМ ПОЛОЖЕНИИ, БУДУ ПРИЗНАТЕЛЕН, ЕСЛИ ВЫ НЕМЕДЛЕННО РАССМОТРИТЕ МОЮ ПРОСЬБУ, И С ГОТОВНОСТЬЮ ПРЕДОСТАВЛЮ СЕБЯ В РАСПОРЯЖЕНИЕ КОМИССИИ. ИСКРЕННЕ ВАШ СПЕНСЕР ДОНОВАН».

Ред стоял неподвижно, не спуская глаз со Спенсера Донована.

— Вторую телеграмму, — пояснил Спенсер, — я отправляю сенатору Купу в Вашингтон. Вот она:

«ПОД ВЛИЯНИЕМ НЕКОТОРЫХ ЗАМЕЧАНИЙ, ВЫСКАЗАННЫХ ВАМИ ВЧЕРА ВЕЧЕРОМ В ТЕЛЕВИЗИОННОЙ ПЕРЕДАЧЕ «УОЛТ ФАУЛЕР КОММЕНТИРУЕТ ПОСЛЕДНИЕ ИЗВЕСТИЯ», Я ОБРАТИЛСЯ СЕГОДНЯ В КОМИССИЮ ПО РАССЛЕДОВАНИЮ АНТИАМЕРИКАНСКОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ С ПРОСЬБОЙ ВЫСЛУШАТЬ МЕНЯ НА ОТКРЫТОМ ЗАСЕДАНИИ. ВАШЕ СЛОВО, СЕНАТОР КУП, В ПОДДЕРЖКУ МОЕЙ ПРОСЬБЫ, НЕСОМНЕННО, ПОМОЖЕТ УБЕДИТЬ КОМИССИЮ ПРЕДОСТАВИТЬ МНЕ ЭТУ ВОЗМОЖНОСТЬ. Я ОБРАЩАЮСЬ К ВАМ, ИБО СЧИТАЮ, ЧТО РЕЧЬ ИДЕТ НЕ ТОЛЬКО ОБО МНЕ ЛИЧНО, НО И ОБ ИНТЕРЕСАХ И БЕЗОПАСНОСТИ АМЕРИКАНСКОГО НАРОДА, КОТОРЫЙ ВЫ ПРЕДСТАВЛЯЕТЕ. С ПОЧТЕНИЕМ СПЕНСЕР ДОНОВАН».

Он вручил Реду телеграммы и взглянул па него.

—      У вас есть какие-нибудь замечания?

Ред проглотил слюну.

—      Это... это очень здорово, сэр! Я сейчас же отправлю их.

Он повернулся, чтобы уйти, но Спенсер остановил его.

—      Ред, вам, вероятно, известно, что Арт Дэниелс уходит от нас?

—      Я так и думал, сэр.

—      Так вот, сегодня он последний день в конторе и завтра начнет работать уже на новом месте.

Ред издал какой-то звук — не засмеялся, а скорее фыркнул в знак презрения.

—      Это... — он вовремя спохватился, — это чепуха, сэр. Никакой работы у Арта нет. Он звонил по всему городу, пытаясь раздобыть какое-нибудь место. Арт просто струсил, вот и все.

Спенсер кивнул головой.

—      Вам будет трудно одному, Ред. Мэри больна, и я не знаю, когда она вернется.

—      Она не вернется сюда, сэр, — сказал Ред, — по крайней мере до тех пор, пока эта... эта история не закончится, — и пояснил: — Так мне кажется. Мэри здесь ни при чем. Это все ее мать. Она вбивает Мэри в голову, что у нее еврейское лицо и что нужно сделать пластическую операцию. Эта женщина настроена против всех и вся. Она самая настоящая... Ну, вы знаете, что я думаю, сэр.

—      Да, — усмехнулся Спенсер.

—      Обо мне не беспокойтесь, — сказал Ред, открывая дверь. — Я пока не был особенно загружен. Для разнообразия можно поработать и в трудных условиях.

Отпустив дверную ручку, он неуклюже вышел и захлопнул за собой дверь.

Спенсера не удивили его слова об Арте, а что касается Мэри, то теперь, когда Спенсер сам убедился в истеричности миссис Шеппард, он разделял мнение Реда, что секретарша уже не вернется. Надо было что-то предпринимать с конторой. Надо было отвечать на письма, назначать встречи, вести деловые переговоры с клиентами. Следовало заняться предполагаемым слиянием фирм «Трансатлантик кемикелс» и «Лемберг и Фиппс», предстоял суд по делу «Зальцбургер против Ринальди», а он даже не ознакомился с последними материалами, так как дело вел Арт. «Алтуна миллз»... Ах, да! Он вспомнил о письме, лежавшем на столе, и вскрыл его. Совет директоров фирмы сообщал Спенсеру, что из-за шума, поднятого вокруг его имени в газетах, считает нежелательным поручать ему защиту интересов «Алтуна миллз» в предстоящем судебном разбирательстве иска фирмы к правительству и вынужден, хотя и весьма неохотно, отказаться от его услуг. Письмо подписал председатель совета директоров Ричард Уилсон.

Зазвонил телефон, и после второго звонка, вспомнив, что у коммутатора никого нет, Спенсер снял трубку.

—      Здравствуйте, Спенсер, — сказала Кэрол Беквуд.

—      Здравствуйте, Кэрол, как вы поживаете?

—      Я так рада, что наконец дозвонилась. Я не хотела уезжать, не попрощавшись с вами.

—      Куда вы уезжаете?

—      В Европу. Жаль, что не смогу повидать вас: мы уезжаем сегодня вечером. Детей я беру с собой.

—      Вы летите?

—      Да, сначала в Лондон.

—      Надолго, Кэрол?

Она помолчала, а затем, волнуясь, ответила:

—      Не знаю.

—      Понимаю, — проговорил Спенсер и с деланной бодростью добавил: — Ну что ж, пожелайте мне удачи!

—      Конечно, желаю, — сказала Кэрол, и в голосе ее прозвучала вся теплота, с которой она всегда относилась к нему. — Желаю вам всяческих успехов, Спенсер, и даже больше: я желаю, чтобы вы были вместе со мной на самолете, улетающем в Англию.

—      Это невозможно, — сказал Спенсер, и оба умолкли; каждый из них подумал в эту минуту о покойном Гордоне.

—      Он не перестал бы любить меня по-прежнему, — произнесла Кэрол. — Он понял бы. Он понял бы и простил.

—      Прощать нечего, — отозвался Спенсер.

Она заплакала и не могла больше сказать ни слова. Он слушал ее рыдания и время от времени тихо произносил ее имя, представляя себе, как она сидит там подавленная и растерянная. Затем Кэрол повесила трубку.

Она хотела, чтобы он бежал. Сейчас она бежит сама и заставляет бежать своих детей. Вполне возможно, что Кэрол приняла такое решение из-за него: он снова вызвал к жизни тени прошлого; он вытащил на свет имя Гордона Беквуда, оно опять появилось в сенсационных газетных заголовках