В общем, снова пришлось объяснять: что, как, почему. Хотя о возможном приезде Садика мы с Валькой, не сговариваясь, промолчали – боялись сглазить.

– А зачем Расул приходил? – хлопала накладными ресницами Тамара Федоровна.

– Попрощаться с бабушкой, ведь они раньше общались, – капризно тянула Валька: сама, мол, что ли, не понимаешь.

Я потихоньку прыснула, вспомнив, какого рода было это общение. И что же – бабе Тосе удалось-таки настоять на своем!

– Может быть, у него к нам какие-то претензии? – допытывалась Тамара Федоровна.

Валька засверкала глазами:

– Это у меня к нему претензии! А ты взяла с него денег и думаешь, все теперь прекрасно! Да ты продала меня, понимаешь?

– Как ты с матерью разговариваешь…

Тут я толкнула Вальку под бок: молчи, мол, раз тебе теперь светит Садика растить! И ушла к своей мамочке, которая уже начала волноваться. Правда, на ее волнении стоял рычаг блокировки – что я не где-нибудь, а у Вальки. С детства надежный адрес.

– Что ты ходишь, доченька, как потерянная? Иди поужинай, и в постель. Нюту я уже покормила, она съела бульон с курочкой – и снова спать. Это ж надо, так истощиться девочке!

– Где я его теперь найду? – сквозь зубы пробормотала я.

– Кого, доченька?

– Леонида Сергеевича! Это тот, с которым мы должны были встретиться, чтобы идти в школу моделей…

– А он кто? – помолчав, спросила мама.

– Бомж с чердака! То есть журналист.

Мама с опаской на меня посмотрела, но ее воспитательным методом всегда было терпеливое ожидание. А я возликовала, потому что она снова спасла меня, моя милая мамочка, – сама того не подозревая, подала мне верную мысль. Теперь я знала, где искать Леонида Сергеевича. Хотя это было, конечно же, нелогично, ведь он больше не ночует на чердаке. Но я убедила себя, что чердак – то самое место, которое мне необходимо сейчас посетить.

– Куда ты так поздно? – холодней обычного спросила мама.

– Схожу на чердак. Не волнуйся, я скоро!..

– Ой, Мальвина, вот что мне больше всего не нравится в твоей работе, так это как раз чердак. То есть то, что ты должна бомжей выгонять. Ведь несчастные люди, им идти некуда! И потом, для молодой девушки… Да ты уж давно их не выгоняла, что ж теперь вздумала?

– Надо ж когда-то, – лицемерно вздохнула я.

– Ну так иди, пока они еще спать не улеглись!

Но мне еще требовалось кое-что сделать. Я посмотрелась в зеркало, подправила пробор в волосах, потом переодела кофточку. Мама наблюдала за мной с недоуменьем и наконец не выдержала:

– Да что ж такое, в конце концов! Либо ты сейчас же расскажешь мне все как есть, либо я не пущу тебя на чердак!

И тут я поняла, что мне впервые в жизни не хочется рассказывать обо всем маме. Во всяком случае, не сейчас. Когда я приду с чердака, мне уже, возможно, будет что рассказать. А пока я сама ничего не знаю…

– Мамочка, ну что тут рассказывать – ты же понимаешь, что я обязана… Такая у меня работа!

С этими словами я проворно выскользнула из квартиры и закрыла за собой дверь.

В подъезде было тихо, исправно светили плафоны на лестничных площадках. Сегодня я прошла мимо своей боевой швабры, приткнутой в уголке перед лестницей на чердак. Подумать только, когда-то я могла замахнуться ею на Леонида Сергеевича! Мне стало неловко и в то же время приятно:

не потому, что я скрытая садистка, а от ощущения своих особых прав на этого человека. Я и прежде брала швабру только для устрашения, не думая пускать ее в ход. Но теперь подобная ситуация открывала для меня тот иллюзорный мир, в котором мы с Леонидом Сергеевичем с потрохами принадлежали друг другу.

Наверное, я покраснела, потому что к моим щекам прилила теплая волна. Жаль, не догадалась взять с собой пудреницу…

Чердак не пустовал, это было слышно по дыханию спящих. Вот досада, несколько человек! Теперь придется разговаривать с Леонидом Сергеевичем посреди этих распростертых тел, дорвавшихся наконец до своего нехитрого отдыха. Я как-то не подумала о такой вероятности, потому что последнее время перестала совершать рейды на чердак: мне было не до этого, да и очень уж с души воротило. А бомжи остаются бомжами – ночуют там, откуда не гонят. Конечно, беседовать в их обществе не обязательно: ведь Леонид Сергеевич может спуститься с чердака. Надо просто уведомить его, что я тут.

За несколько ступенек до чердака в нос ударил тяжелый запах немытых тел и преющей одежды – этих заношенных телогреек, месяцами не сменяемых теплых штанов, в которых я вижу бомжей что зимой, что летом. Ведь и летом по ночам бывает холодно, особенно если лежать на голом каменном полу.

Я поднялась еще выше: запах стал гуще, а глаза привыкли к тусклому чердачному освещению. В запыленное маленькое окошко проникал луч уличного фонаря. На полу, сбившись кучей, спали бомжи – сколько их, сразу не скажешь. Неподалеку стояли прислоненные к стенке костыли: ага, значит, одноногий бомж тоже тут. Но где Леонид Сергеевич? В нынешнем своем статусе он не стал бы ночевать вместе с другими, хотя бы из страха испортить свою шикарную куртку. Ну и из-за всего прочего… из-за меня, наконец. Но ведь и на чердаке он должен был оказаться из-за меня! А его не было.

Мне вдруг стало как-то пусто, неинтересно: бродившие внутри пузырьки шампанского растаяли. Теперь я почувствовала усталость: ведь целый день на ногах, дома надо за Нютой приглядывать, а тут еще у Вальки… Да и за себя волновалась, чего-то ждала, когда этот самый Леонид Сергеевич заговорил про школу моделей. Хотя в действительности все это сущая ерунда: чего уж тут ждать, на что надеяться? Какие волшебные перемены могут произойти в моей жизни? Нет, я была и останусь дворником Мальвиной, что само по себе не сочетается, а потому просто-напросто смешно. И не нужно мне никаких обещаний, никаких встреч, на которые я не успеваю прийти, никаких надежд, лопающихся, как мыльный пузырь!

В качестве вечного дворника я тут же яростно взялась за исполнение своих служебных обязанностей:

– Это что еще такое! Кто вас сюда звал? А ну живенько ноги в руки и на выход! Пошли, пошли!..

Жаль, со мной не было моей боевой швабры, которая хоть и служила только для устрашения, но все-таки придавала мне вес в глазах противника. Теперь приходилось брать исключительно силой голосовых связок:

– Оглохли, что ли? Кому говорю: пошли!

На чердаке зашевелились, забормотали, меняя позы, протирая глаза. В первый раз за все время процесс изгнания бомжей приносил мне какое-то удовлетворение: с каждым следующим криком я выплескивала из себя очередную порцию раздражения. И мне хотелось кричать еще и еще, каждый раз громче и надрывнее.

– Чего разлеглись, как дома!.. Сейчас полицию вызову!..

Мое неистовство возымело результат: бомжи завозились, сперва стали садиться на полу, а потом постепенно принимали вертикальное положение. Одноногий стал шарить по стенке свои костыли. Я вдруг вспомнила, что это он притащил к нам бесчувственную Нюту, выброшенную на чердак из квартиры бизнесменов. И как только мне об этом подумалось, внизу раскрылась та самая дверь, и вышел один из них – низкорослый мужик с узким лбом и выдающейся вперед волчьей челюстью.