Я, конечно, скотина, но Алле ничего не говорю о великой встрече. Так, наверное, спокойнее и без лишней нервозности. Потом вытерплю все её справедливые упрёки. Я готов, как никогда.

Алла

– Пусто без вас. Безлюдно, – Лика не жалуется, вздыхает огорчённо. Лицо у неё потухшее – нелегко даётся одиночество на троих, когда двое – животные. Милые, ласковые, но бессловесные. Ей не хватает драйва, Аськиного смеха, Машкиного бесконечного тарахтения. Маленьких и больших хлопот не хватает, хоть от них и устаёшь сильно-сильно. – Костик звонил. Духу сказать, что вы уехали, не хватило.

Я жду его возвращения, чтобы поговорить. Я так ему и сказала честно. Что он вернётся, и мы поговорим. Он не стал ничего спрашивать. Вопросы задавать не стал, но это его манера – сдержанная, скупая, замкнутая. Он такой есть. Если в нём и бушуют бури, то где-то очень глубоко. Найдётся ли та, кто достучится до них? Поймёт его суть? Сможет раскрыть этот надёжный сейф его души? Я хочу ему счастья. Чтобы встретилась та самая…

Арк налетает внезапно, как ветер. Весёлый, взлохмаченный немного.

– Ну, и где ты шлялся? – спрашиваю немного сварливо. Брови хмурю, но на самом деле, мне хорошо. Я пытаюсь всё время улыбку сдерживать, иначе он скоро поймёт, что я – тесто, и начнёт месить из меня пирожки по своему усмотрению.

– Дела, любимая, важные дела, – целует он меня наскоро в нос и подхватывает визжащую Настюшку.

– Папа! – вопит наша принцесса и начинает ему рассказывать про «Пейсика и Басти» и заинтересованно осматривать драконовские руки: не может быть, чтобы папа ничего ей не принёс!

– Поцелуй папу, сокровище, – вымогает Арк у дочери, получает свой слюнявый поцелуй и достаёт из кармана мягкую игрушку. Какое-то апельсиновое лохматое нечто с глазами. Помпон на петельке.

– Вот, держи. Понравилось очень. Крокозябра какая-то инопланетная.

– Кокозяба, – послушно повторяет Настя и начинает пальчиком ковырять зелёный глаз монстрика.

Арк усаживается на лавочку и достаёт из кармана разноцветные резиночки. В этот раз – голубую и ядовито-жёлто-зелёную.

– Вот так, моя принцесса, вот так, – ловко расчёсывает он волосы и вяжет хвосты-метёлки фонтанами вверх.

Меня немного удивляют его действия, но у Арка с Асей – особые отношения, поэтому стараюсь не вмешиваться. Я ревную дочь к нему. Я носила её под сердцем, больше года находилась рядом и днём, и ночью. И вдруг я стала ей не так нужна, как раньше. Это и радость, и печаль одновременно.

Зато мне удаётся чуть больше спать – неплохое утешение за то, что маленькая копия легко приняла большого Дракона. С Костей, кстати, она не так мила и улыбчива, но, подозреваю, это потому, что у дяди Кости нет такой улыбки и ресниц. Волосы не такие густые, как у Аркаши. Я же вижу, как Ася сосредоточенно и пальцем в глаза лезет папе, и волосы на прочность испытывает. А Драконов только смеётся, освобождаясь осторожно из её цепких пальчиков.

Я краем глаза наблюдаю, как они воркуют, выкрикивают какие-то слова, прислонившись нос к носу. Смешные. Мои. Как две капли воды – поменьше и побольше.

А потом я вижу её. Идёт по аллее и смотрит по сторонам так, словно ей неприятно пахнет. Губы брезгливо поджаты. Ноги переставляет как ходули, будто боится вляпаться во что-нибудь. Ничуть не изменилась – всё такая же холёная, красивая, холодная. И противная, вероятно.

Я хочу предупредить Арка, но он сам её заметил. Встал с лавочки с Аськой на руках, но попыток привлечь внимания не делает. Рукой не машет. Смотрит лишь сосредоточенно, словно гипнотизирует.

Но Аркашу не заметить сложно. Высокий и красивый. Ему всегда оборачиваются вслед. На нём всегда останавливается женский взгляд. Вот точно так и сейчас: его не только дракономать заметила, но и мамы, бабушки, девушки.

Елена Николаевна спешит на всех парусах. Даже ногами нормально перебирать стала. И когда до нас остаётся несколько метров, Арк вдруг ставит дочь на ножки и, пришлёпнув по попке, отпускает её в вольное плаванье.

– Что ты делаешь, Арк? – кажется, я испугалась решительности в его взгляде. А Насте только того и надо – она уже давно вырывалась побегать. Наш моторчик без топлива.

Всё случается слишком быстро. Дракономать спотыкается и опускает глаза вниз. Судорога проходит по её лицу. Удивление, ужас, понимание. Мой коварный, коварный Драконов. Он знал: она опознает её по хвостикам, серым глазам и личику, что так похоже на его собственное. Если он понял, что Ася – его дочь, то мать его – тем более.

Я делаю шаг, чтобы предотвратить их знакомство, но не успеваю: Елена Николаевна, эта холодная дракониха, для которой встреча в скверике – нонсенс, оскорбляющий её эстетическое чувство прекрасного, вдруг падает на колени, прямо на асфальт. Своими божественными коленками – в пыль, чтобы, рыдая, обнять ребёнка.

Такого не ожидали ни я, ни Арк. Он растерян. Чешет в затылке. Аська принимается плакать и вырываться, а Драконова целует её неистово в хвостики и щёчки, прижимает к груди. Я даже не знаю, можно ли оторвать от неё дочь сейчас.

Пока я мучаюсь, Аркаша решает проблему: присаживается на корточки и осторожно размыкает руки матери, забирает заплаканную Асю. Она, всхлипывая, прижимается к его груди и с опаской поглядывает на чужую тётку, что напугала её.

– Поднимайся, мам, – подаёт он Елене Николаевне руку. Та, опираясь на его руку, встаёт с асфальта. Колготы на её коленях – в хлам, кожа ободрана до крови. Тушь размазалась и помада. Её сумочку я нахожу в ближайших кустах.

– Это Ася, моя дочь, – говорит Арк, как только мы все, потрясённые и переволновавшиеся, усаживаемся на лавочку. На нас глазеют, но сейчас важно успокоиться.

– Может, пойдём в дом? – бормочет Лика, но Арк останавливает её взглядом.

– А это Алла, если ты помнишь, – он не собирается жалеть мать. – Вижу по глазам – помнишь. Я женюсь, мам, в сентябре. На Алле. И усыновляю дочь. По твоей милости два года – в трубу. Ася росла без отца. Ты этого хотела, мам? Об этом мечтала? Чтобы твоя кровь и плоть не знала родных?

Дракономать идёт пятнами. Закусывает губу. Теряется. Сейчас она не похожа на холёную женщину «за тридцать», а вполне выглядит на свои под пятьдесят.

– Я же видела её с этим! – вскрикивает она невольно и пугается. Рот руками зажимает. Взгляд её мечется с меня на сына. Но он всё знает, поэтому спокоен.

– «Этот», в отличие от тебя, помог бескорыстно. И Алле, и матери Аллы. А ты…

Она прячет глаза, шмыгает носом, пытается достать платок из сумочки, но руки её трясутся.

– И всё же пойдёмте в дом, хватит, – вмешивается Лика. – Дома и поговорите нормально. Остынете. Не дело это – решать проблемы на улице.

Я с ней согласна. Лика идёт вперёд, как генерал, что уводит солдат с поля брани.

– Пойдёмте, – поднимаюсь и протягиваю руки, чтобы забрать Настюшку, но Арк мотает головой. Руки его бережные и успокаивающие. Дочь сидит в них, как в колыбели. Нос о футболку вытирает и улыбается уже. Драконова не сводит с внучки глаз.