— В революцию, — ухмыльнулся Вьюн.

Юрка, уверенный, что он сманит Майку, сделал вид, что тоже согласен.

— Конечно, там интереснее.

Толпа у милиции, протянувшись поперек Московской, казалась очередью за чем-либо необычным. Народ все прибывал, и Юрка нетерпеливо ждал, когда начнут выпускать задержанных.

Вчера на его глазах схватили двоих… Скорее всего, переодетые милиционеры скрутили бандитов. Но не из-за них же такое возмущение.

Как не хотелось Юрке обращаться к Михаилу, но все же пришлось.

— Хватали ночью, — пояснил тот. — За что?.. Спроси у мусоров и вояк.

Два дюжих мужика никак не могли совладать с дверью, налегая на нее плечами. Их подзуживали, затирали старшину милиции, не давая ему остановить мужиков.

Рядом отжимали ломом дверь банка. Михаил сразу заспешил туда.

— Они больше похожи на налетчиков, чем на освободителей, — стало почему-то неприятно Юрке.

Дверь поддалась, и человек десять, включая и Вьюна, ринулись внутрь.

— Ой, что сейчас будет, — приложила руки к груди Майка. — Прикрылись вывеской и держат людей под стражей. Они, наверное, томятся в сыром подвале.

— Ага, на ящиках с золотом, — съязвил Юрка.

Странный, похожий на работающую электродрель, звук раздался изнутри.

Тотчас из дверей первым выскочил Вьюн, а следом все остальные.

Юрка не мог себе отказать в удовольствии посмеяться:

— Кажется, нашего Гарибальди не очень любезно встретили. Но бегает он для своего возраста неплохо.

— В потолок шарахнули, пауки змеиные.

— Так могли там быть арестованные или нет? — с невинным выражением спросил Юрка.

Вьюн уловил насмешку, зло посмотрел.

— Ничего, милицию возьмем — за все посчитаемся.

Дверь по-прежнему не поддавалась. Наконец, когда на помощь пришел угрюмый верзила, она затрещала и под дружным натиском воспрянувших мужиков рухнула.

— Ломи вторую дверь — заверещал Вьюн и осекся…

С Комитетской улицы неуклюже выворачивал бронетранспортер.

— Амба, — тревожно забегали глаза Михаила.

Трое парней, взявшись за руки, крикнули, чтобы к ним присоединялись… Живое ограждение возникло перед бэтээром, и он заглушил мотор.

— Ура! — закричал кто-то.

В дверь милиции снова стали колотить.

По совету того же верзилы в нее с разбегу вгоняли первую дверь.

— Давай, давай, — повторял движения взломщков Вьюн и радостно завопил: — Пошла! Пошла-а!..

Наученный опытом, он осторожно заглянул в свободный проем, куда заскочило с полсотни человек.

— Где вся команда, там и Тимур? — обратился он к Юрке. — Или поджилки трясутся?

Вслед за Вьюном Юрка прошел мимо дежурки с побитыми стеклами и в узком коридоре за поворотом услыхал шум борьбы.

— Я говорю пусти, гад, — выделялся среди голосов густой баритон. — Пусти, хуже…

Раздался снова звук, похожий на включенную в сеть электродрель. Юрка, зная, что это такое, в два прыжка очутился в дежурке… Бежать наружу он не мог. Там была Майка, посчитавшая бы его трусом. Он выйдет вместе со взрослыми. А пока пересидит среди безмолвных телефонов и покореженных тумблеров.

Стрельба не прекращалась. Юрке казалось, что он смотрит старый фильм. Такой неестественный звук был в картине «Чапаев», когда строчила из пулемета Анка, или в приключенческой ленте «Тринадцать», где бесстрашные и находчивые красноармейцы побеждали головорезов-басмачей. Поэтому Юрка воспринимал происходящее почти как кино наяву. И лишь когда вывели под руки скрюченного в три погибели парня в залитой кровью рубахе, когда мимо, как тень (наверное, отсюда и прозвище), скользнул Вьюн, ужас вытолкнул Юрку из дежурки, и он, готовый закричать, бросился к выходу.

С разбегу он наткнулся на высокого мужчину, который крепко стиснул и тотчас разжал железную хватку рук.

— Тю-ю, пацан.

Калачев, благодарный статному мужчине, хотел предупредить его об опасности, но запнулся, узнав в нем того самого «старшого», что вчера на заводе скрутил двоих подозрительных.

Отброшенный к стене, Юрка машинально считал, сколько таких же статных мужчин в одинаковых шевиотовых брюках перешагнут через сорванную дверь. Сбившись, он пристроился к последнему.

Короткие глухие удары, вскрики и стоны доносились из тесного коридора.

Цыганского вида мужчина, пытавшийся выскочить из общей свалки, вдруг согнулся пополам, рухнул ничком на пол.

Неожиданно оттуда, из-за угла коридора, вытянув руки, словно слепой, показался человек в синем рабочем халате. Невидяще наткнувшись на стену, он зашарил по ней, наступил на ногу лежавшему. Лицо словно наполовину скрывала багровая маска. Из того места, где должен быть нос, сочилось что-то омерзительное. Человек качнулся, и Юрка, понимая, что тот сейчас упадет на него, отшатнулся… Его затошнило, и он опрометью кинулся вон.

Никогда в жизни Калачев не испытывал более счастливого чувства. Он готов был обнять любого живого и здорового, чтобы только быстрее исчез кошмар увиденного.

Сейчас, под ярким солнцем, его ничто не могло разъединить с людьми, а наоборот, сближало: с плохими и хорошими, со всеми их достоинствами и пороками… Люди — братья. Юрка, не к месту задумавшись об этом, отдал должное справедливости девиза: «Человек человеку друг, товарищ, брат». Ему был симпатичен даже Вьюн, втравивший его, а затем позорно сбежавший.

Но ни Михаил, ни Майка не заметили его появления. И вообще, за те несколько минут, что он отсутствовал, случилось что-то неуловимо важное.

Толпа запрудила уже весь квартал, загораживая путь двум танкам. Но не к ним были обращены взоры. На другой стороне улицы, у кинотеатра «Новости дня», держали на вытянутых руках парня в окровавленной рубахе. Те, что держали, отступали под неудержимым натиском к стеклянной витрине кинотеатра, пока она не рухнула.

Парня внесли в помещение, положили на буфетную стойку.

Юрка, работая локтями, стал пробиваться к Майке. Михаил куда-то исчез, и это придавало ему силы.

Они вошли в кинотеатр тем же путем, что и остальные.

В окне торчали зубцы стекол, хрустели под ногами. Самое удивительное было то, что в фойе оказались зрители, дожидавшиеся сеанса; два мальчугана как ни в чем не бывало уплетали мороженое.

— Ты хотя бы спросила, что я видел в милиции, — обиделся Юрка на Майку.

— Миша мне говорил, — без страха глядела она на раненого.

— Миша твой, он… он, — бурлило негодование в Юрке.

Что можно было объяснить ей, которая до этой минуты кровь видела, лишь когда резала пальчик или сдавала анализ.

Меж тем на улице толпа таяла на глазах, иные, закрываясь руками, прятались за деревья.

— Дождя нет, а все разбегаются, — удивилась Майка.

— У горсовета стреляют, — растерянно сказал очкарик примерно их возраста.

Взревевший танк медленно двинулся по Московской, кромсая мягкий асфальт. Следом на большой скорости прошел другой.

«Идут ко дворцу, — догадался Юрка. — Но там столько людей. И потом, в кого же стреляли?»

— Надо бежать к горкому, — не столько Майке, сколько себе приказал он.

Но со стороны атаманского дворца уже бежал перепуганный народ. Пожилая