Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Через пальцы женщины, обхватившей плечо, била кровь. Спутников ее как ветром сдуло, а по краю тротуара полз мужчина, отставив перебитую ногу.
— Бежим! — сорвался с места Снегирь.
Сергей, чуть замешкавшись, помчался следом, выискивая средь толпы просвет… Бочка справа, сквер слева, обезумевшие люди между ними и возле памятника Ленину. Как близко и одновременно далеко до углового магазина. Правильно, что Снегирь держится ближе к решетке сквера. Убийца, если вздумает пальнуть, вряд ли достанет его. О себе Вертоусов не беспокоился. Если остался невредим под прицелом автомата, то теперь ему нечего бояться.
Но отчего Снегирь замедлил бег? Зачем сворачивает в сквер; ведь вздумай солдаты снова стрельнуть…
Снегирь внезапно остановился у фонтана и плеснул пригоршней на лицо.
— Здорово мы оторвались.
Срезанные очередями листья плавали в фонтане. На скамейке лежал мужчина. Женщина, плача, трясла его, но он не отвечал, закатив глаза.
— Что вытворяют, суки, — плюнул в воду Снегирь. — Без разбору полосуют. Специально пригнали…
Договорить ему не дал очередной залп.
Впервые в жизни Сергей услышал, как тенькают, словно не оперившиеся птенцы, пули, как щелкает о постамент Ленина свинец.
Он пригнул голову, укорив себя, что можно было спрятаться за выступ фонтана.
Солдаты, наконец, опустили оружие, и он выпрямился, в то время как Снегирь присел.
— Кажется, отстрелялись, — голос Сергея, несмотря на фальшивую браваду, дрогнул. — Прошли курс молодого бойца.
Снегирь вдруг застонал, и Сергей похолодел.
— Куда тебя! — склонился он над товарищем.
— Жгет… мочи нет.
Сергей хотел его приподнять, но рука скользнула, попав в мягкое и липкое.
Лицо Снегиря стало землистым, губы страдальчески скривились.
Сергей огляделся вокруг.
В сквере почти никого не было. Народ шумел у памятника Ленину и у обеих небольших арок по проспекту Подтелкова.
— Сюда! — позвал Серей, увидев серо-зеленую карету скорой помощи.
Значит, раненым оказывают помощь; их не считают врагами и отпетыми преступниками, и за жизнь каждого будут бороться.
Грузовик присоединился к скорой помощи… Мертвых и живых стали бросать через борт.
— Ты можешь идти? — спросил Вертоусов, представив, как товарища, словно бревно, кинут в кузов.
— Дай руку.
Сергей, радуясь, что Снегирь в сознании, протянул ему обе руки, и тот, морщась, приподнялся.
— Выведи на дорогу.
— Конечно, на дорогу. Сейчас тебя заберут в больницу.
— Красное, — с трудом произнес Снегирь.
Вертоусов, уверенный, что он бредит, не сразу заметил пожарную машину, тихо въехавшую на площадь перед горкомом. «Неужели где горит?» — подумал он и горько посмеялся над собой, услышав шум хлынувшей воды.
— Убили-и! — заголосила женщина возле скамейки.
«Убили, — сжал кулаки Сергей. — Убили не одного и смывают следы».
Одежда Снегиря уже набухла от крови. Сцепив зубы, он тяжело вдыхал воздух.
— Сюда! — с надрывом крикнул Сергей.
Ответом ему был тяжелый рокот танка и вой еще одной пожарной машины.
— Громче зови, — через силу выдавил Снегирь.
Вертоусов хотел объяснить, что он зовет народ не только, чтобы его другу (а Снегирь в эту минуту был ему дороже всех) оказали помощь. Он хочет, чтобы народ услышал, что скажет им комсомолец Вертоусов, свято верящий в добро и справедливость… Это на его письменном столе есть фотография Фиделя Кастро, и Сережка жалеет, что не имеет такого же снимка Патриса Лумумбы и продолжателя его бессмертного дела Антуана Гизенги. Он досадует, что не знает, как выглядят внешне Хулиан Гримау и Манолис Глезос. Его распирает гордость за шахтера Мамая и ткачиху Гаганову, не говоря уже о космических братьях Гагарине и Титове.
Но все это было не вчера, а целую вечность назад… А сегодня, 2 июня 1962 года, не в Катанге и не в Алабаме, а средь бела дня в Новочеркасске погибли люди и ранен однокашник Снегирь.
Его воспаленный взор метался по собравшимся вокруг людям, словно он пытался отыскать среди них тех, у кого бы спросил громко, на весь белый свет: зачем же вы осудили пытки в сталинских застенках, заклеймили позором царских псов-жандармов, казаков-нагаечников, не простили царю кровавое воскресенье 9 января, а теперь сами позволили такое?..
Но ничего не сказал он хмурым людям ни когда они помогали подняться Снегирю, ни когда повели его в аптеку через дорогу, где уже оказывали помощь другим раненым.
Снегиря забинтовали от бедра до ключицы, и он стонал облизывая в белом налете губы.
— Терпи, тебе пить нельзя, — как мог, успокаивал его Вертоусов.
Снегиря внесли в автобус, положили в проходе между сидениями.
Шофер, крепко сбитый мужик, в кепке, несмотря на жару, кручинился, пока вез раненых до больницы.
— За что пострадали, за что? Был бы прок. Пожурят и спустят всё на тормозах.
Снегирь при упоминании шофером «тормозов» слабо улыбнулся, и прозрачная слезинка затерялась в густых прядях, упавших на щеку.
Медсестра хирургического отделения, делая запись в журнале, спросила фамилию.
Сергей замялся, не зная ни имени ни фамилии товарища.
— Не морочь голову, — нетерпеливо макнула перо в чернильницу медсестра.
— Ушкалов я, Сеня, — на удивление бодро проговорил Снегирь. — Считай, Серый, что познакомились.
Перед тем, как Сеню занесли в операционную, Сергей сбивчиво и горячо сказал другу:
— Я навещу тебя… завтра… обязательно.
Но всплеск сил иссяк у Снегиря. Что-то прошептав, закрыл глаза, обозначив под ними темно-синие круги.
Медсестра перевернула исписанную страницу.
— Давайте следующего.
3
Юрка немного лукавил, объясняя свою радость только тем, что Эннэша отложил расправу с ним до понедельника.
С утра он и не думал распространяться о событии на заводе Буденного. Даже в том случае, если бы кто и упомянул об этом, Юрка все равно сдержал бы себя, не будь рядом Майки.
Когда они со Снегирем ввязались в разговор, девушка подошла поближе, и Юрка стал описывать происшедшее, не жалея красок.
Чем недоверчивее ахали одноклассники, тем большим восторгом загоралась Майка. И Юрка старался вовсю, зная, чем ее можно привлечь.
Уход ребят оставлял его на весь день в центре внимания. Он даже покровительственно заметил Куцему и Бабошке, чтобы те не особенно надрывались.
Завхоз в этот момент приехал на велосипеде, и Куцый не преминул ударить по струнам:
Вот машина лисопед —
Жопа едет, ноги нет…
Марьяна, пристыдив его, пошла во главе своего класса, как квочка. Антуанетта, наказав девочкам не давать мальчишкам лодырничать, осталась в школе.
«Ну, сегодня мы наработаем», — охватило радостное предчувствие Юрку.
Он шел не посреди дороги, как все, а по тротуару, куда, как бы между прочим, свернула и Майка.
Окраина города напоминала ему деревню. В каждом дворе кудахтали куры и трепыхались в корыте