– Могу заснуть за рулем.

– Я те засну! Пулей в башку навечно усыплю, понял? Рулить будешь. Станет совсем невмоготу – Хангу за баранку посадишь.

– Ханга неопытный, – возразил Крючок. – Может урулить куда не надо.

– А ты ему по мордасам надавай, чтоб не урулил. Ладно, пошли назад. – Макота повернулся и стал сползать со склона.

Каморка, приткнувшаяся сверху к коридору, который соединял спальную каюту «Крафта» с рубкой, напоминала пузырь. Насколько Туран понимал, она находилась прямо между емкостями, но видно их отсюда не было – ни одного окошка в плетенных из водорослей желтых стенах. Сквозь круглые отверстия протянулись две люминиевые трубы, соединяющие емкости и двигательный отсек термоплана; снизу от одной отходил рукав с вентилем, исчезающий в полу. Туран решил, что рукав заканчивается где-то под гондолой.

Тим Белорус сидел, поджав ноги, возле трубы, через которую Ставридес перехлестнул цепочку ручных кандалов. Туран, положив винчестер на колени, устроился неподалеку так, чтобы рыжий не мог дотянуться до него.

«Крафт» трясло.

– Да ладно, раскуй меня, парень! – повторил Белорус.

– Ставро сказал мне следить за тобой. Я так и буду делать. К тому же ключ у него.

– Ты всегда слушаешь бородача? Не хочешь для разнообразия своим умом пожить, ну вот как я?

– Куда тебя привел твой ум? – спросил Туран, кивнув на трубу. – И что значит «всегда»? Мы с ним всего несколько дней знакомы.

В трубе загудело, термоплан накренился, потом выровнялся. Качнулась висящая на крюке лампа, и тут же мир будто провалился куда-то – в груди екнуло, уши заложило. Туран сглотнул, рыжий тихо охнул, побледнев, прижался лбом к трубе, но сразу отпрянул.

– Горячая, затопчи ее кабан! Что это было?

– Вроде Ставро говорил про ямы. Такие… будто воздушные впадины, в которые может проваливаться «Крафт».

Белорус покачал головой:

– Не для меня это. Я человек земли.

– Сам виноват, – сказал Туран, – не надо было залезать в чужой дирижабль.

– А ты не учи старших, как им на кукурузные лепешки зарабатывать. Говоришь, всего несколько дней с бородой знакомы? И как вы познакомились?

– В пустыне. Я был без сознания, Ставро взял меня на борт. Потом мы полетели на Корабль.

– Ты был в пустыне один? Парень, ты либо очень смелый, либо очень тупой. Скорее всего – и то и то. Как ты там очутился?

Туран оглянулся на приоткрытый люк в полу коморки. Если будет нужен, его позовут, а пока оставалось сидеть здесь. Он вытянул ноги, положив винчестер рядом, искоса посмотрел на Белоруса. Как и Ставро, этот человек вызывал симпатию. Но Ставро хотелось доверять, а в рыжем было что-то, вызывающее опасения. И все же Туран не видел причин скрывать свое прошлое.

– Давай, давай, – подбодрил Белорус. – Не торчать же нам тут как двум мутантам бессловесным. Надо говорить о чем-то, раз уж я сижу прикованный, ты стережешь меня, а эта штука качается, как пьяная.

– Я расскажу, как попал в пустыню, после того как ты расскажешь про себя. Ты говорил, что воевал со взводом омеговцев?

– Я говорил, что воевал во взводе омеговцев! – поправил рыжий. – Потому что я и сам был омеговцем.

– И как ты попал к ним?

Термоплан опять качнуло, и Белорус зажмурился.

– Имей в виду – если меня стошнит, то прямо тебе на ботинки.

Туран подобрал ноги, и тут же «Крафт» снова попал в воздушную яму – перехватило дух, каморка будто провалилась куда-то, заложило уши. Белорус, нагнувшись к трубе, похлопал себя ладонью по лбу, ковырнул в ухе мизинцем. Туран помотал головой, сглотнул несколько раз. И услышал:

– …сиротой был.

– Что? – переспросил он.

– Сирота я! – повторил рыжий. – Бродяжничал с детства. Батраком нанимался к фермерам, ну и подворовывал, конечно. Как-то поймали меня в одном захудалом поселке у Восточного фронтира. Хотели повесить, но через поселок проезжал сержант из Замка, искал рекрутов. Я как раз в сарае сидел запертый, окно решетчатое. Высунул голову и стал кричать, что хочу в солдаты пойти. А наниматель не сам, конечно, с отрядом ехал. Заставили они тех селюков меня отпустить. Я сбежать хотел, но меня связали и на телегу. Вот так и стал омеговцем.

– И как у них?

– Да как… Муштра, тренировки с утра до ночи. Дисциплина, кабан ее затопчи. Ученики мрут как мухи. Хотя кормили, помню, добре. В основном от болячек дохли всяких.

– Но что такое Замок?

Белорус расстегнул верхнюю пуговицу рубахи, подергал ворот, будто ему было тяжело дышать.

– Необычное место… Позже как-нибудь расскажу.

– Так ты сбежал оттуда?

– Ну, не то чтобы сбежал. Из солдат составляют взводы, которые хозяева Замка сдают внаем или посылают на задания. Ты получаешь свою долю от того, что заплатит заказчик, но небольшую, если рядовой. Ну вот мы и сражались. В последний раз – возле самого фронтира. Схлестнулись там с мутантами, поселок которых некроз накрыл, и они все этими… симбиотами были.

– Ты видел некроз? – Туран с интересом посмотрел на Белоруса.

Термоплан качало все сильнее, за тонкими плетеными стенками подвывал ветер.

Прикрыв глаза, рыжий ответил:

– Видел, конечно.

– И что это такое? Как он выглядит?

– Да такое вот… странное, короче. Странное и страшное, точно говорю. Будто ржавое оно, вроде мир коркой такой затягивает. Ржаво-зеленое, зернистое, жирное. И влажное.

Туран покачал головой:

– Нет, непонятно.

– Так потому, что оно и есть непонятное! Мир под некрозом будто умирает. Не могу лучше описать. Некроз – и весь сказ.

– Ты еще говорил про симбиотов. Что ваш взвод направили против них. Кто они?

– А это такие вроде… Слышал про пастухов с-под Минска? Про тех, что прям с коровами со своими в полях живут, спят на земле, холода не боятся?

– Слышал, хотя не видел никогда.

– А лучше их и не видеть, бо кошмары будут сниться. Так вот, пастухи эти обсыпаны чем-то таким, вроде шелухой. Оно как растение. Крабов пустынных-то видел? Есть особая разновидность, редкая, у которых кустик на спине растет. Эти не здесь, под склонами Крыма обитают. Корни кустика в желудке у краба, он кормится тем, что краб переваривает, но при том, говорят, кустик этот крабу тоже полезен, помогает, как это… ориентироваться, короче, в пространстве. Потому что от него такие нити тянутся крабу прям в мозг, и когда ветер дует или там погода меняется, кустик это своими листьями ощущает и краб вслед за ним тоже. У краба с кустом, стало быть, симбиоз, так? И с этой шелухой минские пастухи тоже в симбиозе состоят. В каком – неясно, но как-то они друг другу полезны. Пастухи, заразы, ни холода, ни жары не боятся, убить их трудно невероятно – живучие очень, раны на них заживают быстро. Но с другой стороны, эта, – Тим Белорус коснулся виска костяшками пальцев, – психика у них, будем говорить, совсем иная. Нечеловеческая. Поступки их, на наш взгляд, странные, ходят они круглый год голыми и ведут себя… ну, не как люди. А все потому, что в симбиозе с этой шелухой, которая их обсыпала. Так вот, некоторые из тех, кто в некрозе побывал, не умирают, а такими же симбиотами становятся. Слово мудреное, я его от нашего взводного лекаря слышал. Ну и вот, мой взвод отправили с теми симбиотами воевать. Да только разгромили нас, потому что симбиоты, хоть и неумные, но безжалостные совсем и боли, как те пастухи, не ощущают. Убить их трудно. И еще такое чувство, будто ими всеми из одного места командуют, только без радиосвязи, понимаешь? – Тим Белорус посмотрел на Турана, и взгляд рыжего был непривычно серьезен. – Вроде у них один мозг на всех. И мозг тот совсем не как у людей. Не знаю, как такое возможно, но страшно было очень. В общем, всех наших перебили, а я уполз. Меня вы́ходили в одном селении, чуть на селянке не женился, но сбег от артельной жизни, не по мне это. А потом… что делать? В солдаты неохота назад, да и стали бы мне в Замке вопросы задавать: как получилось, что взвод погиб, а я спасся? Может, предал, с симбиотами сошелся? В общем, потом я всякими делами промышлял… Ну а ты, парень, как сюда попал?