Чарльз Маккензи был буквально ошарашен и к тому женевероятно смущен оттого, что она не только так о нем подумала, но и поделиласьэтим со священником.

– Понимаю теперь, отчего она была вся деревянная, когдастала моей секретаршей. Она не верила мне.

– Вероятно. Она никому по-настоящему не верит. А этотнесчастный случай лишь убеждает девушку в собственной правоте. Но по крайнеймере это был совершенно чужой человек. Это большая разница. Душу по-настоящемуранит лишь насилие со стороны любимого, близкого человека… ну, вообразите –мать терзает свое дитя или мужчина свою подругу…

Ясно было, что священник – мудрый человек. Чарльз слушал егос интересом, гадая, в какой мере все это имеет отношение к Грейс. Похоже было,что отец Тим не знал всей истории девушки, и Чарльз надеялся, что священникошибается. Но все же этот человек знал Грейс куда лучше, нежели он сам. И словасвященника больно ранили Чарльза. Он мог лишь предполагать, что в ее жизнислучилось нечто воистину ужасное, что искалечило ее как женщину. А прежде он ипредположить не мог, что скрывается за ее внешней холодностью и безупречнымиманерами.

– Вам известно что-нибудь о ее родителях? –Чарльзу это было весьма любопытно, особенно теперь.

– Она никогда о них не рассказывает. Я знаю только, чтоих нет на свете. Больше у нее никого нет. Но думаю, это ее не слишком печалит.Она приехала сюда из Чикаго. Грейс никогда не говорит ни о родственниках, ни одрузьях. Полагаю, это совершенно одинокая девушка, но она с этим уже смирилась.Ее интересуют лишь работа в вашем офисе да приют Святого Эндрю. Она проводиттам от двадцати пяти до тридцати часов в неделю.

– А на меня она работает от сорока пяти до пятидесятичасов… Послушайте, у нее остается время только на сон!

– Вот мы все и поняли, мистер Маккензи.

Чарльз просто умирал от желания поговорить с ней,расспросить о ее жизни, разузнать, отчего она трудится в приюте… Это была ужене просто прекрасная и исполнительная секретарша – приоткрылось нечтозавораживающе интересное, и в голове Чарльза роились сотни вопросов.

Потом сиделка впустила их в палату. И отец Тим деликатноотошел, чтобы дать возможность Чарльзу поговорить с Грейс. Он безошибочнымчутьем уловил, что интерес этого человека к девушке куда сильнее, нежелипредполагает он сам или Грейс.

Когда Чарльз присел на стул около постели, Грейс была вполузабытьи – это действовал укол. Но по крайней мере она не так страдала отболи.

– Спасибо… за то, что пришли… – Она попыталасьулыбнуться, но распухшие губы не повиновались.

– Мне так жаль, что такое случилось с тобой,Грейс. – Он намеревался поговорить с ней о приюте Святого Эндрю, но решилповременить. – Они поймали парня, который… который…

– Он очень злился… из-за своей жены… Изеллы. –Грейс не забудет это имя до конца своих дней.

– Надеюсь, его повесят, – зло бросил Чарльз.

Грейс открыла глаза и снова взглянула на него. На этот разгубы сложились в жалкую улыбку, но выглядела девушка очень слабой и полусонной.

– Почему бы тебе не подремать? Я приду завтра.

Она кивнула. Отец Тим пробыл с ней всего пару минут, нежелая утомлять больную. Потом оба посетителя удалились. Чарльз подвезсвященника на такси к приюту, а сам. поехал к себе, пообещав периодическисозваниваться с отцом Тимом. Он очень понравился Чарльзу. Маккензи намеревалсятакже непременно посетить приют. Он стремился разузнать о жизни Грейс как можнобольше, а это был один из верных способов.

Чарльз исправно посещал Грейс в течение трех дней,пренебрегая ленчем и даже отменив встречу в ресторане с другом-продюсером.Оставить Грейс в одиночестве он просто не мог. Когда ее перевели в отдельнуюпалату, Чарльз привез в больницу Винни. Пожилая женщина плакала, ломала руки ицеловала девушку в щеку, с трудом отыскав местечко среди бинтов икровоподтеков. Грейс к тому времени выглядела чуть лучше. Опухоль почти спала,но у нее все болело – вдобавок она обнаружила, что практически ничем не можетпошевелить, разве что ногами… С почками дело обстояло недурно, врач сказал, чтобез селезенки она вполне сможет обойтись, но каждая жилка болела, словно по нейпроехался трактор.

В субботу, почти что через неделю после происшествия,частная сиделка, которую нанял Чарльз, не слушая ничьих протестов, с трудомподняла Грейс с кровати и потихоньку отвела ее в ванную. Боль была стольсильна, что девушка почти лишалась чувств, но, добравшись вновь до постели,отпраздновала свою победу, выпив стакан свежего фруктового сока. Она былабледна как полотно, но улыбалась, когда открылась дверь и вошел Чарльз сбукетом полевых цветов. Он ежедневно приносил ей свежие цветы, а также журналы,конфеты, книжки… Он хотел хоть как-то подбодрить ее, но не знал наверняка, чтодля этого нужно.

– Вы здесь? Почему? – Грейс была озадачена, увидевего, и даже слегка покраснела. – Ведь сегодня же суббота! Неужели у вас ненашлось более интересного занятия? – бранила она его.

Девушка уже куда больше походила на себя прежнюю. Правда, налице расцвела радуга – синяки приобрели самые разнообразные оттенки, оттемно-пурпурного до желтовато-зеленого, но отека уже почти не было, а швызаживали так стремительно, что их с трудом можно было рассмотреть. Иединственное, что заботило теперь Чарльза всерьез, – это состояние еедуши. Чарльз не мог позабыть их разговора с отцом Тимом о том, что, возможно,привело ее в приют Святого Эндрю. Но расспрашивать об этом было все ещерановато.

– Разве вы не собирались уехать за город науик-энд? – Грейс прекрасно помнила, что сама созванивалась сЛонг-Айлендом, договариваясь об участии Чарльза в регате. Она даже по телефону забронироваладля него маленький коттедж, а его появление у нее в палате означало лишь то,что все полетело в тартарары.

– Я передумал и отказался, – небрежно бросилМаккензи, внимательно наблюдая за ней. – Ты прекрасно выглядишь.

Он улыбнулся и протянул ей стопку журналов, которые купилспециально для нее. Всю неделю он присылал ей маленькие пустячки в подарок:пижаму, симпатичные тапочки, маленькую подушечку, чтобы подкладывать под шею,одеколон… Это смущало Грейс, но она с изумлением признавалась себе, что ей этонеобыкновенно приятно. Она рассказала об этом по телефону Винни, и та сразу жезакудахтала, словно наседка. Грейс лишь смеялась над ней, называла ееневыносимой и говорила, что она так и умрет романтической мачтательницей.«Разумеется!» – гордо объявила Винни. Она также пообещала навестить девушку ввоскресенье.

– Я хочу домой, – печально заявила Чарльзу Грейс.

– Не думаю, что в ближайшие дни расположение светилэтому благоприятствует, – улыбнулся Маккензи. Врачи намеревалисьпродержать девушку в больнице никак не меньше трех недель, а это означало, чтов свой день рождения Грейс все еще будет валяться на больничной койке.