– Не успеют, – едва слышно сказала старуха, и Мильвио печально сказал:

– Нет.

– Поможешь им?

– Если я уйду, у вас не будет и шанса.

Бабка кивнула, принимая ответ, а Дэйт еще подумал: «О чем они вообще говорят?!»

Это случилось, когда всадникам оставалось преодолеть последние четыреста ярдов.

– Там! – взлетевшим голосом закричал стоявший недалеко от Дэйта солдат с пушистыми ресницами. – Там! И вправду ветер!

Словно два острых плавника хищных рыб стали резать равнину. Снег, подхваченный внезапным порывом, поднимался вертикально вверх и несся наперерез скачущим. Выглядело это немного странным, но… совершенно неопасным.

Все изменилось в мгновение. Вихрь преодолел расстояние до всадников, и Дэйт пораженно моргнул, просто не понимая, что он сейчас видит. Вот были люди и кони, а вот их нет.

Исчезли.

Вместо них в воздухе остался лишь миллиард драгоценных камешков, рубинов, сквозь которые светили солнечные лучи. Кто-то потрясенно ахнул, возможно восхищаясь невероятной, неожиданной красотой. Несметным богатством, достойным сокровищницы любого герцога.

Дэйту пришлось прищуриться, так ярко сияли камни, только что бывшие людьми и конями.

А затем вихрь, словно опытный игрок в мяч, небрежно, с презрением к более слабому сопернику, понимая, что, даже дав фору, выиграет, швырнул рубины в людей. Никто из них не успел среагировать, отвернуться, закрыться щитами, так быстро все произошло.

Рубины, рухнувшие на них, должны были превратить тела в решето, но лишь обдали горячим, взрываясь на лошадиных шкурах, одежде, лицах и коже алыми каплями с запахом железа.

Кровавая капель окрасила снег вокруг красным, заставив его впитать жертвенную влагу и слабо задымиться на морозе, отдавая тепло. Лошади, почуявшие запах смерти, забеспокоились, и солдаты закричали, повисая на поводьях, пытаясь сдержать животных.

А после пришел злой ветер.

Сперва он, точно волк, играющий с отарой перепуганных овец, описал несколько кругов, а затем, выбрав жертву, бросился. Это был словно удар боевого молота в тягучем кошмаре. Взвыли тысячи шауттов, яростные и безумные, оглушающие, внушающие ужас. С воем пришел смрад гниющей плоти, стали, крысиного дерьма и нечистот. Столь зловонный и тяжелый, что остановилось не только дыхание, но и сердце.

Дэйт видел ветер, словно тот был материальным. Белые тяжи с пепельными хвостами, точно рой шершней, развевающиеся волосы утопленниц. То и дело, будто в замедленном сне, появлялись в нем когтистые старушечьи лапы, искаженные в гневе уродливые молодые лица. Он менялся, был нестабилен и чередовал облики, как умелый игрок в карты комбинирует расклады. Вот воющий волк, вот разгневанная дева, свирепый вол и жуткий скелет. Герцог, ребенок, дикий кот, воин, вор, орел, мертвец, саранча. Они все были разными, но их объединяло одно – ярость, ненависть, желание убить.

Дэйт успел заметить, что Мильвио с решительным лицом делает шаг вперед, вскидывает вверх раскрытую левую ладонь, словно пытается остановить рухнувший небесный купол.

Два жеребца, обезумев от ужаса, рванулись, повалили держащих их солдат, потащили за собой, но люди соображали быстро и выпустили поводья. Ветер коснулся вырвавшихся из круга коней, взметнул высоко. Так высоко, что один улетел вертикально вверх, сразу же превратившись в едва различимую кляксу. Другого же Бродяга вернул назад, придержал над землей, не давая разбиться в лепешку, и, красуясь перед зрителями, объял. Словно тысячи насекомых с маленькими челюстями набросились на несчастное животное, сорвали шкуру, за секунду съели плоть, оставив ослепительно-белый скелет, разобрали его на фрагменты, перемололи, всосали костяную муку и с насмешкой плюнули в людей рубиновыми каплями.

Искаженное лицо призрачной молодой женщины оказалось прямо рядом с Дэйтом, что-то резко дернуло его назад, схватив за пояс, и он отшатнулся, упал на сани, а женщина, обратившись д’эрвин’емом, пронеслась мимо.

Катрин, спасшая воина, вновь застыла в неподвижности, лишь чуть склонила голову, следя за Мильвио, а по ее щекам медленно стекали капли чужой крови.

Другим повезло меньше, чем Дэйту. Сизый вихрь зацепил руку солдата с пушистыми ресницами, и она как будто попала между двух мельничных жерновов.

Р-рр-раз – и от локтя до кончиков пальцев лишь белые кости. Крик захлебнулся, Эйрисл, оказавшийся рядом, подхватил раненого, а вихрь уже метался на другой стороне группы, оторвав голову еще одному воину и пробив в корпусе лошади сквозную дыру. Высосал через нее сердце, выдернул внутренности, раскидав в стороны.

Он играл. Забавлялся. Был сыт, но все еще жесток и не собирался уходить.

Все произошедшее заняло лишь с десяток секунд, показавшихся им вечностью. Бесконечной встречей с шауттом, истязающим жертву.

А затем ветер оказался перед Мильвио.

Лицом к лицу.

Бросился на него, раскинув когтистые лапы, споткнулся в нескольких дюймах от раскрытой ладони и остановился, неуверенный. Все так же воя, но уже не двигаясь. А потом внезапно стих, и Дэйт видел его лишь как дрожащее марево, лежавшее у ног южанина.

– Хватит. Довольно, – сказал треттинец Бродяге, а после, совсем тихо: – Прости.

И ветер распался на несколько легких сквознячков, серебристыми ящерками юркнувших между лошадиных ног и исчезнувших. Рассеявшихся среди алого снега и потрясенных, еще не пришедших в себя людей.